ИЗБРАННОЕ

А ты попробуй и продли
Мгновенье жизни это:
Блеснула молния вдали
Сиреневого цвета.

Раздался гром! Петух в укроп
Помчался, дай бог ноги,
И брызнул дождик — топ, топ, топ —
Как овцы по дороге.

Там колибри на ветках
И цветочный дурман.
Там мартышки не в клетках —
В перевивах лиан.

Было — не было ль это?
Далеко-далеко…
Снова вечер и лето,
И на сердце легко.

Снова лодка в запруде
И над рощей звезда —
Хорошо так не будет
Уж потом никогда!

И мечтою лукавой
Я, как в детстве, согрет:
Отправляемся в плаванье,
Нам четырнадцать лет.

Вот мы парус подняли,
Надавили плечом,
Скрылись беды-печали,
Бури все нипочем.

Сквозь невзгоды, потери,
Сквозь дожди и туман
Сердце только и верит
В лучезарность тех стран —

Где мартышки не в клетках,
Где мечта не обман,
Где колибри на ветках
Меж цветов и лиан!

Не задолжала ли хозяйке
Красотка с птичкой?.. Ну и пусть!
Князья пируют на лужайке, —
Но почему такая грусть?

Гляжу клеенки Пиросмани.
Свирепый дворник и метла.
Глаза доверчивые Лани.
Шашлык. Медведь. Над ним луна…

Я на луну гляжу и плачу.
Зачем мне нужен лунный свет?
Быть может, не решу задачу,
Но хоть почувствую ответ.

Где-то близко кукушка кукует
В позолоченной чаще лесной.
А художник сидит и рисует
И не льстится блеснуть новизной.

Это тонкий осенний рисунок,
Это звонкий рисунок весны,
Голос льдинок из треснувших лунок —
То ли явь, то ли давние сны.

О, зачем так светлы эти дали,
Красоте этой — долог ли срок,
Отчего так исполнен печали
Холодок, холодок, холодок?

Возникает нежданно и зримо
Тайный образ всей жизни моей,
Из чего неизвестно — из дыма,
Из апрельского дыма ветвей.

А художник сидит и рисует
И не тщится блеснуть новизной,
И, как прежде, кукушка кукует
В пробудившейся чаще лесной.

На землю, на небо гляди
Всегда незамутненным взглядом —
Не зная, что там впереди,
Но веруя, что счастье — рядом!

Чему нас учат? Надо жить
Не превышая роль ненастья,
Средь важных дел не пропустить
Непререкаемого счастья!..

А после долг ему воздать
Сквозь повседневности узоры:
В письме небрежном набросать,
Мол, «подъезжая под Ижоры»…

…И был тот знаток и оратор
В двубортный костюм погружен,
А вовсе не в пекло упрятан —
Заведовал истиной он…

И Моцартом клялся… и даже
На лацкан слезу уронил;
И вновь, безулыбчив и важен,
Так истинно-верно судил.
Ужель я кого-то обидел?..
Ни солнца, ни птиц, ни чудес —
За серыми шторами виден
Лишь краешек вольных небес.

Молчали портьеры и двери.
И в дурно проветренный зал
Гармонией клялся Сальери
И Моцартом всех попрекал…

Проходит и время, и шелест
Приветных зеленых ветвей,
И близится горькая прелесть
Последних и огненных дней.

И хочется за руки взяться,
Припомнить весну и мечты…
Кружатся, кружатся, кружатся
И наземь ложатся листы.

Пред этим волшебным круженьем
Ты, словно потерян, стоишь;
За этим всесветным крушеньем
Сквозит запустенье и тишь.

Одно переходит в другое
В мельканьи сентябрьского дня:
Восторг и разлука с мечтою,
Расцвет и распад бытия.

Все гибнет. И только украдкой
Над кровлей пробившийся луч,
Как будто отгадка с загадкой,
Является нам из-за туч.

Аромат, то ли «Красной Москвы»,
то ли сорванной в поле фиалки,
И, сквозь волны бензина,
видения стран невозможных.
Робость первого чувства
и треск мотоцикла напротив, —
И прошла она мимо,
как яблоня, в белом наряде…

Сочетание звезд, тополей,
переулков, бегущих к вокзалу,
Зов гудков паровозных —
рожденье иллюзий, фантазий;
И лузга на панели,
и сладкая горечь акаций…
Все стихи о Любви,
кроме строк, где чернила и рифмы!

Отодвинув к стенке стол
В комнатенке коммунальной,
Танцевали, ты прочел
Вслух стишок сентиментальный.

Там и утренняя даль,
Там и сердца новоселье, —
Сквозь кисейную вуаль
Уцененное веселье.

Я не знаю, как мне быть
На житейском повороте.
То ли лампу загасить,
То ль завыть на горькой ноте.

Состояло из признаков малых,
Из листов, муравьев, мотыльков,
Из каких-то цветов небывалых
И не знавших названья жуков.

Ощущение счастья и сада,
И звезды меж высоких ветвей —
Это давнее утро-отрада
Убывающей жизни моей.

Жизнь — с началом, с послесловием —
Вся в моем цветке любимом.
Вновь акации в Ростове
Расцветают, сладко пахнут.

А слова, что я впервые
Здесь услышал, повторяют
С этих пор деревья, птицы,
Даже волны океана.

Я бьюсь, я не могу
Снизать, связать в одно
Цветочную пургу,
Раскрытое окно…

Свои стихи-цветы,
Смеясь, протянет нам
Апрель — зеленый дым,
Весенний тарарам!..

Нам надо легче жить,
Нам надо чище петь,
И Золушку найти
И туфельку надеть.

Скворца на ветку посадить,
Изобразить на вербе почку.
Дай сочинить, дай заманить,
Дай написать мне эту строчку.

В листве зеленый ветр поет.
О чем поет? О чем мечтает?
Твоя любовь пройдет, пройдет,
Заря вечерняя растает.

Стихи родятся как бы зря,
Непреднамеренно прекрасны,
Как лист на ветке, как заря;
Порой ясны, порой ненастны.

И пчелы слетались в слова —
Час полдня сиял первозданно, —
Кружилась от них голова
И строфы рождались нежданно.

Их слог был чуть-чуть прихотлив,
Но схож был с простым разговором —
Они начинались от слив
И розовых мальв над забором.

А все-таки, куда
От нас уходит юность?
Вот юности звезда
С душою разминулась.

Отходит мишура,
И только сердце бьется.
Спадает кожура,
А мякоть остается.

В воронке — живой, не убитый,
Кровь на руке и ноге —
Лежу, чуть землею накрытый,
И — танки на бугорке.

В евангелии от Иоанна
Христос ходил по водам,
И верить мне в это странно,
Как в то, что я видел сам.

И старый дом, и старый клен,
И спуск широкий.
Веревка с ветром и бельем
На солнцепеке.

Веснушки, солнце, мглистый день,
Газон примятый,
И Дон, сквозь пыльную сирень,
Весь рябоватый.

Чем больше поощрений,
Тем меньше наказаний:
Коль станет мир добрее,
Тем будет он желанней.

Так думал старый Корчак,
А он то знал наверно,
Что только с добротою
Уйдет из мира скверна.

Что этот лист багряный значит,
Румяный лист к исходу дня?
Уже ль и вправду что-то прячет
Моя природа от меня?

Что знает о любви всезрящей,
Какие ведает права
Тот голос, вслух произносящий
И выпевающий слова?

Ежеминутный собеседник,
Мой снег, мой дождь, мой визави,
Непредсказуемый наследник,
Взыскующий моей любви…

И шумно птичье новоселье,
И горизонт багров и мглист.
Среди всеобщего веселья
Летит на землю первый лист.

День тот, почти позабытый,
Силюсь приблизить к глазам,
Словно бы снимок размытый,
Где, между прочим, я сам…

Образ девчонки надменной,
Чкаловский перелет,
Пафос любви неразменной
И от ворот поворот.

День тот — весенний, осенний —
Сам по себе хорош,
Или вся суть в преломленьи?..
Сразу и не поймешь.

И, удаляясь со сцены,
Благоухает сирень…
Милый, еще довоенный,
Просто немыслимый день!

Они пройдут, задев едва,
Беспечных лет воспоминанья —
Морей забытых острова
И стран нездешних очертанья.

И будет вновь: апрель, весна,
И чемодан с витрины тоже…
Все та же улица одна
И город, на Ростов похожий.

И я начну опять с азов,
Когда исчезнет все на свете:
С любви, морей и парусов,
И мокрой ветки на рассвете…

Разумная смена в природе нужна,
И дереву вовсе не горько,
Но листья не знают, что будет весна —
Они облетают, и только…

По проволоке ходить,
Кощунствовать во храме,
Над бездною скользить
Избитыми словами.

То спутник иль звезда?
Откинута завеса!
Пронзают поезда
Мир девственного леса.

Цветное шапито,
Арена — не арена,
Сказал не помню кто:
«Здесь все — сплошная сцена!»

В петельку зацеплю
Зеленый листик клена
И песенку свою
Спою непринужденно.

О голом короле!.. решение в конце,
Все объясненья, оправданья шатки —
О скорлупе, о съеденном яйце,
Об истине — заезженной лошадке.

Не говори, мол, помыслы чисты —
Не так синеет твердь и зеленеют травы —
Затоплены паромы, переправы,
И в одночасье рушатся мосты.

Седеет прядь, слезится взгляд, увы,
И яства все горчат, и у Любви —
Нет, не апрель, не пламя листопада! —

А кислая ростовская зима;
Не знаю, с чем сравнить: тюрьма, сума,
Свинцовый вкус вина, где привкус яда.

Верните королю приснившееся платье,
Верните бедняку несбывшуюся даль.
Вопросы задавать — волшебное занятье,
Ответы получать — остуда и печаль.

Искусство — оно неумело.
В ином его прелесть и стать!
Рассудочно это не сделать,
Ни спеть, ни стишок набросать.

Когда лучезарная птица
Над городом тьмы запоет,
Тут мудрствовать не годится —
А где она ноты берет?

Вот липа удивленно
Лимонный лист роняет.
Побагровели клены —
В них лето догорает.

Сначала нерешительность,
А после — отрешенность…
Осенних дней стремительность,
Ночей завороженность.

Еще не все потеряно —
Короче дни и слаще! —
Хоть облетело дерево,
Хоть поредело в чаще.

Еще я там —
Рассвет моя пора! —
И людям и цветам
В желании добра.

Я где-то там —
В дожде, что шел с утра —
Грозою по цветам,
В желании добра!

Было б утро, было б лето.
А остаться без сюжета
Так ли страшно, милый мой?..
Был бы явор голубой.

А шершавость или плавность
Слов — реальность, ясность, явность —
Та же песенка дрозда…
Будь же, музыка, проста.

Последняя никчемная страница.
Отправлены все пули «в молоко».
И только пресловутая синица
В руке, и стало пусто и легко.

Без цели луч, без смысла блеклый день.
Еще он полон суеты заемной…
И только несравненная сирень
С одною веткой, пышной и нескромной.

На вербах серебрятся котики…
М.Р.

…Апрельский день неуловимо тает,
Но уж не манит далью голубой.
Слова какой-то песни повторяет
Пленительной, но я забыл какой…

Как будто вижу котики на вербах
И облако корабликом вверху.
От этих впечатлений самых первых
Я словно оторваться не могу.

И вновь проста загадка мирозданья —
Растаял снег и булькает вода —
Кричат грачи, томят воспоминанья,
Мир снова юн… И мама молода…

…Я говорю: кузнечик, стой,
Секрета жизни прожитой
Не разболтай, хоть песня спета…
Приходит осень как весна:
Голубизна, золотизна…
О, не кончайся, бабье лето!

Твержу судьбе: повремени,
Верни мне юность, обмани,
До остального — что за дело?
Вот снова день улыбчив, тих,
Коварен смысл вещей простых —
Лишь гроздь рябины покраснела.

Пускай понятно не вполне
(Деревьям, облакам и мне),
Что эта ясность означает;
Пускай в душе покоя нет,
Но этот тихий ровный свет
Покой и волю предвещает.

И ты звенишь в зеленой мгле…
Ты популярен, как Пеле.
Земле земное остается.
Хватай смычок, давай играть,
А о зиме не надо знать! —
В беспамятстве верней поется.