ТЕАТР ДЛЯ ЧТЕНИЯ

(Драматические этюды)

НОВЫЕ КАИНЫ

Оставить комментарий

В т о р о й. Вас трудно понять. Вы не хотите, чтобы его высокопреосвященство обнародовал проповедь, осуждающую вашу политику сохранил репутацию противника вашего режима. Вы знаете, что никогда не заставите его плясать под свою дудку, но при этом надеетесь сделать его своим орудием.

Т р е т и й. «Плясать под чужую дудку» — чудесное выражение. Мне оно нравится гораздо больше, чем официальное «манипулировать» Именно так. Сейчас вы поймете, почему так много людей, хотя и ненавидят нас, пляшут под нашу дудку. И почему Римский папа колеблется и не решается прямо высказать, что он думает о фюрере и национал-социализме. Секрет очень прост. Еще до того, как он собирается открыть рот, мы принимаем профилактические меры. Бросаем в концлагерь парочку священников. Это довольно действенное средство. Хотя, конечно, очень паскудное… Вам известно, что в этой стране есть приходские священники и даже монахи еврейского происхождения?

В т о р о й. Меня не интересует их происхождение. Будь они евреи, эфиопы, индейцы, папуасы — они мои братья во Христе,

Т р е т и й. Значит, вы не занимались подобными подсчетами?

В т о р о й. Этим отвратительным делом мы не занимались.

Т р е т и й. А мы занялись. Вот список. Вы уж передайте его своему патрону. И постарайтесь объяснить следующее. До сих пор мы смотрели сквозь пальцы на лиц еврейского происхождения среди вашего духовенства. Мы никого из них не трогали, потому что уважали и высоко ценили взвешенную и сдержанную позицию католической церкви. Но если церковь отойдет от этой позиции, пусть пеняет на себя!

Второй (просматривает список). Неужели и отец Альберт из евреев? Никогда бы не подумал…

Т р е т и й. Вы не представляете себе, как ловко они маскируются. Готовы даже преподавать в университете христианскую теологию, лишь бы избежать ответственности за свои преступления перед народами Европы.

В т о р о й. Но в этом списке есть женщины, две монахини!

Т р е т и й. Для вас они монахини, для нас — всего лишь еврейки.

В т о р о й. Значит, в вас, немцах, действительно не осталось ничего человеческого? Мать София больна, я помогаю достать для нее лекарства. Без них она может умереть в страшных страданиях.

Т р е т и й. Ах, паскудство! Какое же всё это паскудство! Они не хотели быть евреями. Они отказались от своего еврейства. Они давно забыли о том, что когда-то были евреями. И тут приходим мы и говорим: нет, вы евреи и должны быть за это наказаны… Наш фюрер на евреях положительно свихнулся. Евреев надо транспортировать, для этого требуются вагоны, которых не хватает для подвоза снарядов. Евреев надо охранять, для этого требуются тысячи крепких парней, которые могли бы находиться на передовой. Чего мы хотим, в конце концов, извести всех евреев либо победить Сталина и Черчилля?

В т о р о й. Зачем вы это мне говорите?

Т р е т и й. Вы должны знать, что не все немцы заодно с Гитлером, не все одобряют то, что он творит с евреями.

В т о р о й. Какая разница, если все выполняют его приказы.

Т р е т и й. Я готов нарушить свой долг германского офицера во имя более высокого долга. Я не хочу лишних жертв и, насколько это зависит от меня, не допущу их. Тем, кто в концлагере, уже не поможешь. Этим вашим духовным лицам из евреев… В конце концов, они могут исчезнуть и оказаться где-нибудь в Испании или в Португалии. Это можно устроить. Я гарантирую их беспрепятственный выезд. Архиепископ должен принять решение. Войти в историю как бесстрашный обличитель сатанинского режима — пожертвовав жизнями десятка-другого известных ему лиц. Либо прослыть немым и слепым свидетелем, почти соучастником Каина. Иди же и передай его эминенции мое предложение. Если он все же будет колебаться, добавь, что, по некоторым сведениям, в монастырских приютах прячут еврейских детей. Трудно поверить, конечно, чтобы святые отцы пошли на такое преступление, однако… Мне бы очень не хотелось начать проверку этих сообщений, учитывая, какой вред воспитанию детишек могут нанести все эти обыски, допросы, сортировка, насильственное удаление… И еще одно. Здешние евреи чрезвычайно почитали главного раввина Розенблюма. Ему удалось скрыться, и, несмотря на все усилия, мы не смогли его разыскать. Кое-кто из моих коллег уверяет, что раввина прячут в резиденции его высоко-пре-освященства. Но ведь это полная чушь, как ты полагаешь?

В т о р о й. Вы не человек, вы не слуга дьявола, вы — сам дьявол!

Т р е т и й. Я жду ответа не от тебя, старикашка!

Второй уходит. Третий достает сигареты, некоторое время колеблется, потом закуривает, но, сделав несколько затяжек, гасит сигарету, разгоняет дым и открывает окно.
Появляется П е р в ы й. Он сгорбился, даже как будто постарел. Показывает Третьему листки, рвет их и бросает в камин.

Т р е т и й. Сплошное паскудство… А вы еще удивлялись, ваша эминенция, почему Святой Престол не торопится выступить с осуждением Гитлера? Оказывается, даже наместником Бога можно манипулировать. Заставить его плясать под нашу дудку. Тот, кто твердо знает, чего он хочет, и ни перед чем не останавливается, не боится запачкать руки, всегда заставит других плясать под свою дудку. Особенно тех, кто имеет, как вы говорите, страх Божий. Вот видите, ваша эминенция, вам пришлось вступить в сделку не то что с Каином, а с самим дьяволом. Вы же понимаете, что разглашать подробности этой сделки — не в ваших интересах. Я имею в виду сохранение не вашей незапятнанной репутации, а человеческих жизней… Вы понимаете, ваша эминенция, что и впредь вы должны будете прислушиваться к нашим… просьбам, советам?

Первый молчит.

Мы слишком далеко зашли. Мы принесли в этот мир слишком много зла, и оно рано или поздно вернется и падет… Да нет, не на наши головы, на головы наших жен и детей, наших матерей и младших братьев. Нельзя допустить, чтобы с ними сделали то, что мы делали с этими… Нам не простят, не смогут простить. Наш единственный шанс — замарать всех, заткнуть рты свидетелям. А немой и бездействующий свидетель — почти соучастник. Никто не сможет сказать: мои руки и моя совесть чисты, я боролся и сделал все, что мог…

Ваше высокопреосвященство, за все надо платить. Я знаю, рано или поздно, мне придется за все заплатить. Вы не помните, наверное, мальчишку из церковного хора, которого поймали, когда он пытался украсть красивые открытки из киоска? Вы, приходский священник, долго читали мальчишке нравоучения, а потом погладили его по голове и сказали: «Ну всё, хватит плакать, у тебя есть много времени, чтобы искупить свой грех». Ваша ласковая рука на моей голове… (Истерические рыдания, которые прекращаются так же неожиданно, как начались.) Вы верите, что самый закоренелый злодей может раскаяться? Ваше высокопреосвященство, я обещаю сделать всё, чтобы спасти этих людей… Я не обещаю их спасти, но я постараюсь, я попробую, хотя это очень рискованно, и я не ничего не требую от вас. Но ради того, что осталось во мне от того мальчишки из церковного хора… Нам отказывают в праве называться человеческими существами, называют зверями, слугами сатаны, но ведь друг с другом мы остаемся людьми, человеческое в нас отключено, как свет в одной комнате, но когда-нибудь он может снова включиться… Если я когда-нибудь приду к вам, униженный, раздавленный, скрывающийся от правосудия… А так и будет рано или поздно… Вы поможете мне сохранить мою жалкую жизнь? Поможете мне, как таракану, затаиться в какой-нибудь южноамериканской щели?..




Комментарии — 1

  1. Ирина Мудриченко

    Всё бы хорошо, но вот про Южную Америку слишком уж явственно, прямолинейно. Уже сразу всё ясно и понятно становится, и даже немножечко неинтересно. Впрочем, пьеса и так хороша.

Добавить комментарий



Тексты автора


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.