ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

После чая Олесь достал из баульчика большой серый конверт и сунул Ганичеву.

Никита распечатал письмо. Письмо было коллективное от ребят из бывшей молодежной бригады.

Писал Венька Салых. Он учится на заочном, хочет быть архитектором, чтоб строить в «своем городе» красивые дома, а пока работает на фабричном монтаже 2-й очереди. Строительную часть ведет Pycтамов, ребята почти все прежние, только Зинка Климчук переквалифицировался на слесаря, работает в механической мастерской. Его двинули бригадиром, вместо Ганса Люттиха. Ребята Зинкой довольны. Зинка часто вспоминает Никиту Тимофеевича. Он и Мариша шлют тов. Ганичеву свои приветы. Мариша сейчас не работает. Растит свое дитя. Девочка такая понятливая, уже всех узнает…

Дальше Венька описал свое семейное счастье. В конце письма Венька снова передавал бесчисленные поклоны. Никогда он не забудет, как его на новостройке самостоятельным человеком сделали. Думал, на гибель едет, а счастье на всю жизнь нашел.

…Ганичев подошел к висящей над столом карте. Два года в тундре прошли не зря. Пусть он ошибся, но дело, которому он отдавал все свои силы, дело его партии, победило! В самом верхнем углу на 68-й параллели красная точка — город в тундре, воздвигнутый на стыке богатейших рудных залежей, построенный в две пурговых зимы. Город, которому он помогал родиться.

А немного выше, на три градуса севернее, по ту сторону границы такая же красная точка — норвежская новостройка — Кируна Лоусоваара. Там, возможно, богаче рудные залежи, лучше и усовершенствованнее оборудование, быстрее шло строительство. Кируна Лоусоваара построена в восемь месяцев.

Но все-таки победа оставалась за 68-й параллелью. Потому что там была добыта единственная в мире, не заменимая никакими суррогатами, драгоценнейшая порода — человеческая руда.

IV

Площадь Жертв революции — как остров. Городской шум не так утомителен, воздух чище, небо выше и яснее.

Олесь, наслаждаясь тишиной и сравнительным безлюдием, пошел медленнее.

Он то и дело останавливался и подносил руку к верхнему карману ковбойки.

Там лежала маленькая твердая книжечка — студенческое удостоверение. На прошлой декаде Олесь сдал последний экзамен, а сегодня…

Олесь не удержался и вынул свеженький матрикул. На одной стоне его фотокарточка, а на другой написано четким канцелярским почерком — «Шовкошитный — студент I курса, факультет сильных токов» и… печать!

Печать умиляла Олеся больше всего. Как хорошо все-таки складывается… Теперь после монтерской практики и учиться будет легче, а, главное, в институте об Олесе все известно, не надо ни скрывать, ни лгать, ни дрожать каждую минуту, что правда обнаружится.

Олесь бережно спрятал матрикул. Он — студент.

Приподнятая ширь голубого неба, пышная рама чуть тронутых желтизной осенних садов и тишь зеленой, прорезанной золотыми дорожками площади создавали по-особенному праздничное, приподнятое настроение.

В сердце площади — тёмно-красные граниты и цветник, разбитый между могильными плитами. Олесь подошел к одному из камней.

На отполированной грани было высечено:

Не жертвы, но герои лежат под этой могилой, не скорбь, а зависть рождает судьба ваша в сердцах всех благодарных потомков. В красные дни славно вы жили и умирали прекрасно.

Высеченные на камне слова звучали, как застывшая над могилами музыка. Олесь прислонился к цоколю. Было приятно ощутить лбом холодок гранита.

Да, о Данко никто не скажет «не скорбь, а зависть»… Предатель… Олесь опустил глаза.

На могилах синели низко растущие, тесные шапки цветов. Сквозь них чуть видна надпись. Перечень имен. Сиверс, Нахимсон, Михайлов.

Олесь по складам, старательно шевеля губами, прочел их имена. «Не скорбь, но зависть».

Он задумчиво поднял голову. Вдаль уходила широкая перспектива моста и садовых гущ за ним. На горизонте легкие, белые облачка…

Странно — серая, северная столица, город Петра, кошмаром давивший Шевченко, был так легок и светел. Олесь изумленно обвел глазами широкую, покрытую травой площадь, чуть тронутые желтизной рощи садов и красивые легкие здания вдали.

Город, в котором он будет жить пять-шесть лет, бывший Петербург, город на костях… чьих?

Олесь часто слышал и сам любил повторять вслед за Данко: «От Невы до Баренцева моря земля вымощена украинскими костями».

Сивере, Нахимсон, Михайлов… Русские, евреи, украинцы, латыши… «Не жертвы, но герои».

Ведь этот город, эта тишь торжественной площади и на их костях. Олесь будет жить, учиться, станет мастером в их городе, в Ленинграде…

Олесь опустил глаза к заросшей синими цветами могильной плите. На их костях…

Он станет жить, учиться, станет мастером на их костях. На костях людей, добровольно отдавших жизнь своей стране, своему народу, человечеству… Родина, отчизна! — Олесь вдруг почувствовал, как растёт и ширится это горячее слово.

Родина — Украина, Киев, родина — страна, которой отдаешь всего себя, потому что ты часть ее.

А город в Заполярья, где он работал, думал, город, в котором из подростка превратился в взрослого юношу, где столько оставлено и столько найдено, разве это не родина?

А красивый чужой город, где он будет учиться, писать стихи, встретит свою любимую, станет настоящим мастером, уже не чужой. Он тоже родина. И вся страна, для которой он будет работать, которая сделает его человеком-мастером, единственная, мыслимая, ощутимая каждой жилкой родина! И Украина только часть этой огромной, навеки найденной родины!

1937 год.