ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

(Повесть)

Глава шестая. ПОИСКИ ЗИГФРИДА

Оставить комментарий

II

Молодая, первая после трехмесячного дня, темнота приятно освежала лицо. Плоская серебристая луна и чуть заметные точечки звезд еще больше подчеркивали хрупкость и непрочность едва сгустившейся синевы. С гор тянуло сухой, напоминающей позднюю осень на юге, прохладой.

— Ты чего так жмешься? — Гордиенко снял пиджак и накинул Оксане на плечи. Они шли в ногу, обходя вызвезденные инеем валуны и кочки.

Оксана, ежась от вечерней свежести, еще крепче прижалась к брату. Им и говорить не надо. Она чувствует, когда Данко недоволен, когда ему больно, когда он голоден. Достаточно ей уголком глаза взглянуть на него.

Раньше всегда Данилка был старшим, защитой от всех бед, начиная от страшных снов, кончая соседскими собаками.

Теперь она взрослая замужняя женщина, а Данко все еще молодой хлопчик. Ее дело здесь на чужбине — беречь Данко больше всего на свете.

И так, бедненький, сколько перенес. Хорошо, что эта гадость уже позади. Выбьется, хлопчик, в люди. Он такой способный, ему только вначале помочь надо.

Прощаясь на крыльце, Оксана крепко обняла брата.

— Как хорошо, Данко, что мы опять вместе. Ты поработай здесь годик, а потом, может, Никиту переведут. Будет у нас в Ленинграде своя квартира. Тебе комнатку отделим.

Гордиенко усмехнулся. Никита будет не особенно рад такой постановке дела. Данила сел на крыльцо и притянул к себе Оксану. Он был слегка растроган. Другая не стала б вытягивать из какой-то Винницы обтрепанного братца.

Врет Оксанка, что считает его арест недоразумением. За петлюровщину и любит, за то, что «щирый» Гордиенко.

— Оксанка, едем на Ангарострой. Выучу тебя чертить. Я как развяжусь с монтажом, удеру отсюда. Едем вместе, не влюблена ж ты в своего кацапа? И, вообще, как это у вас получилось?

— А так и получилось… Ухаживал он очень за мной. После гастролей уехала наша агитбригада в Мурманск. Он разыскал, в ногах прямо валялся… — Она вздохнула. — Думала тогда — тебя больше не увижу, жизнь трудная, а Никита — хороший, сердечный человек.

Оксана замолчала. Все было гораздо проще. Ганичев не думал разыскивать ее в Мурманске. Встретились случайно на улице. Разговорились. Никита повел ее к взморью… Утром они пошли в Загс.

Вот уж полгода, как она замужем, а ни разу не могла поговорить по душам с Никитой. Как только разоткровенничается, так и поймает в себе обидные для Никиты мысли. И снова как в мешок зашьешься.

— Знаешь, Данко, если у меня будет когда-нибудь сын, я хотела чтоб он был в нашу породу, точь-в-точь, как ты.

— Брось, сестренка! — Данила потянулся. — Лет до 30 и не думай в пеленках закисать. И вообще — плюнь на свое семейное счастье и едем на Ангарострой. Я тебе там украинца сосватаю.

— Нельзя, Данилушка! — Оксана грустно погладила его по волосам. Из их плана ничего не выйдет. Рано или поздно Данко женится. Тогда конец их дружбе. Сестра станет не нужна…

Оксана всеми силами ненавидела будущую «подлянку». Нет, без боя она не пустит в семью какую-то неведомую дрянь.

— Данко! Если ты вздумаешь жениться, покажи ее мне.

— Только у меня свадьбы и женитьбы в голове, — Данила недовольно шевельнулся. — На панне турбине женюсь, ведь больше и выбирать некого.

— Я серьезно, если надумаешь жениться, женись только на любимой. Моя жизнь косая, так я хочу, чтобы ты счастлив был.

Оксана замолчала. Действительно, где были ее глаза! В Никите ни капли честолюбия, ни малейшего желания выбиться в люди… Как же она просчиталась. Мечтала стать женой вождя, подругой «победителя тундры», а пришлось готовить еду и чинить одежду нескладному жидковолосому русому парню. Этого Оксана ему никогда не простит. Она полюбила в Никите сильного, незаурядного человека, загубила для него свою девичью любовь… а он… только и знает — работает, как вол, и по его же отчетам выходит — делал все коллектив, а ответственный секретарь только так — с коллективом вместе. Пока перед глазами не было брата, Оксана еще не так остро чувствовала «Никиткино глупство». Но теперь, когда она может их сравнивать каждую минуту…

Данко был ее идеалом мужчины — завоевателя жизни, смелый, честолюбивый, расчетливый. Данко создан быть победителем, а где надо — не погнушается и улыбнуться послаще. Любит хорошо пожить, понимает толк в красивых вещах и вкусной еде, а на базаре копейки лишней не переплатит. Данко не обманет ее надежд. Оксана потерлась лицом о его щеку. Никогда с Никитой ей не будет так хорошо…

— Золотенький мий!

Из темноты насмешливо кашлянули.

— Час жду, когда кончите прощаться. Никак сиамские близнецы не расстанетесь, — за насмешкой скользнула острая обида.

— Знаете, дела семейные, — Гордиенко расправил плечи и подтолкнул Оксану. — Оксана мне на тебя жаловалась. Говорит, мало на жену внимания обращаешь.

— В таком случае, Ксюша с вами откровеннее, чем со мной, — сухо произнес Ганичев, разглядывая шурина.

Гордиенко почему-то напоминал ему волчат из дивизии Шкуро. Черный, залихватский чуб, наглая, чуть скуластая и смазливая рожа. Ганичеву вдруг показалось, что, вместо технической фуражки, на шурине мохнатая шапка с длинным серым хвостом. Из-под нее суженные злые глаза. Шкуровцы сильнее всего были в сабельных атаках. Рубились хорошо и с ожесточением. Ганичеву стало не по себе. Три человека стояли на крыльце и настороженно рассматривали друг друга.

— Мне холодно, — Оксана потянула мужа за рукав.

Ганичев пошел за ней в комнату. Под окнами простучали дробные шаги Гордиенко. Он напевал что-то сквозь зубы.

— Почему он такой нахальный?

— Кто нахальный? — Оксана открыла постель и, присев на краешке пышного с розовыми бантами одеяла, раздевалась.

— Твой Гордиенко, — Никита налил холодный жидкий чай, — трудно чай вовремя заварить. Это он всегда после обеда сливает.

— Вскипяти и завари, если хочешь. — Оксана разделась и завернулась в одеяло. — И, пожалуйста, поешь скорее и ложись.

Она помолчала и, видя, что Ганичев продолжает стоять посреди комнаты с холодным чаем, перешла в наступление.

— Отчего ты к Данилушке всегда так придираешься? Что это тон о моем брате: «твой Гордиенко»? Конечно, мой. Единственный родной человек. Был бы чужой, не болело б о нем сердце.

Ганичев выпил залпом противную бледно-желтую водицу.

— Я к нему не придираюсь. И висни на нем хоть с утра до ночи, только отстань от меня. — Он с раздражением поставил стакан на стол и начал раздеваться.

Перед глазами навязчиво мелькал черный чуб Гордиенко и поблескивали мелкие неровные зубы. Гордиенко помадил волосы, и жирный полукруг от его головы лоснился на примятой наволочке. Ганичев, стараясь не коснуться противного, пахнущего ненавистным Данко пятна, перевернулся на бок.

— Хорошо, что оказался еще толковым инженером. Можно не краснеть, что рекомендовал. А попробовал бы не рекомендовать, Ксюшка житья б не дала.

Он и не рекомендовал особенно, спросил, не нужен ли на ЦЭС электрик? Электрика с инженерским дипломом с весны искали. Не выписывать же из Ленинграда и выбрасывать подъемные, когда Гордиенко уже приехал и сел сестре на шею. Между прочим, подъемные он все равно вытребовал. Ну, пока работает, значит, все благополучно.

III

После разговора с Гордиенко Олесь жил в непрерывном ожидании. Сперва ему казалось, что неожиданно исполнятся все его киевские мечты. Не надо будет рано вставать по утрам, ходить на работу, ссориться с Хведько и Маринкой из-за каждой копейки. Настанет легкая, беззаботная жизнь; время будет проходить в чтении интересных книг, рисовании и разговорах с умными, веселыми товарищами. Оксана напишет ему о своей любви, но он не ответит ей. Девушка, которая могла продать себя, не нужна ему…

Протирая мотор, Олесь подумал, что эта райская жизнь сама по себе не придет. Надо действовать. Но как?

Олесь поймал в коридоре Гордиенко и таинственным топотом спросил, что ему делать.

— А что, — изумился Гордиенко, — разве ты уже кончил подводку?

— Нет! — Олесь покраснел. — Я вообще…

Гордиенко пристально посмотрел на него.

— Сдай техминимум на отлично, чтоб я мог назначить тебя на пульт.

Олесь разочарованно вернулся к мотору. Опять Данко не доверяет ему. Разве Олесь не на все готов для «их дела»?

Он налил масла в воронку.

На все? А если убить Ганичева? — Олесь выпустил из рук тяжелый бидон с маслом и сел на пол. — Нет, это невозможно! Никита Тимофеевич ему столько добра сделал. У Олеся просто руки не подымятся. Ганичев отбил Оксану и хорошо бы насолить ему, но не всерьез же! — Олесь встал на колени и, взяв концы, начал протирать чистый мотор. А если бы была необходимость? Выбор — или, или. Ведь стрелял же он в Иващенка. Ерунда какая! Иващенко — хам, а Никита Тимофеевич порядочный, работящий человек. — Олесь смял концы и бросил в сторону. — Иващенко тоже не растратчик, не вор, значит, и он порядочный, работящий человек? Но Иващенко шел против Украины, а сейчас… — Олесь передернул плечами, — не надо просто об этом думать. Этого от меня никто не потребует.




Комментарии — 0

Добавить комментарий



Тексты автора


Тексты об авторе

Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.