НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ ВЕЩЕЙ

Когда наползёт зима
ломтём ледяного студня —
нетрудно сойти с ума
от мертвенно-серых будней.
В малейшую в доме щель
вползают её волокна,
и воздух, как мутный гель,
и холод скребётся в окна
белёсым сухим перстом,
и стылая мгла снаружи…
И город лежит пластом,
придавленный лютой стужей.

Когда наступает ночь,
и в улицах — вовсе пусто,
и в ступе стекло толочь
она начинает с хрустом,
и холодно, как в аду,
под чёрной конфоркой неба —
прохожему на беду,
Лукавому на потребу —
то слышен железный лай,
и призрачной колесницей
сквозь город летит трамвай.
А, может быть, только снится…

Гремя, как пустой бидон,
угрозой дыша и серой,
куда-то несётся он
в ущельях сугробов серых,
и чуя, где он пройдёт,
снега колея пронзает,
вмерзает в бугристый лёд
и вслед за ним исчезает.

Он дьявольских сил слуга…
Окошки слепы, как бельма,
сверкает его дуга
огнями святого Эльма.
Он тысячу лет в пути —
проклятием и угрозой.
Он хочет себе найти
случайного Берлиоза…

Летит роковой кошмар,
прицепом пустым виляет.
Ни номера нет, ни фар,
но чёрной дырой зияет
ужасный сквозной проём.
И, пойманные дырою,
чужие надежды в нём
теснятся бесплотным роем.
И крутится снежный прах,
свивается в серый хобот,
и чей-то тоскливый страх
садится пыльцой в сугробы…

Сквозь город — из края в край —
по свежему следу мчится
зловещий Ночной Трамвай.
А может, к несчастью снится.