Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Часть I. Театральный дивертисмент

(Сочинения в 2-х частях)

УСПЕЕМ...

Оставить комментарий

УСПЕЕМ...

Аркадий Суренович Григорянц, невысокий, крепкого телосложения армянин, с ярко выраженной национальной принадлежностью — массивным орлиным носом, да ещё и чуть кривоватым.

Аркадий Суренович был водителем театрального автобуса. Было ему где-то около пятидесяти.

Редко кто называл его по имени-отчеству. Для всех он оставался Аркадием, Аркашей, Аркашкой.

Он никогда не ездил быстро. Что бы ни случилось, как бы ни опаздывали сидящие в автобусе, ехал он со скоростью сорок километров в час, и не более. При этом спокойствию его не было предела. На него можно было кричать, топать ногами, уговаривать ехать быстрее, — он только усмехался и отвечал:

— Успеем…

Но что самое удивительное — всегда успевали. Не было случая, чтобы по его вине задержали начало спектакля или не приехали куда-нибудь вовремя.

С ним не любили ездить, но когда у кого-то возникала личная проблема с перевозкой чего-либо, всегда обращались к нему. При этом уже не нужно было обращаться за разрешением к директору театра, не нужно было думать о бензине и даже платить за него. С кем он договаривался, как выкручивался, кто давал ему путевой лист, покупал ли он бензин за свои деньги или экономил на казённых рейсах, никто не знал, да и не интересовался.

— Аркадий, мне нужно телевизор перевезти.

— Когда?

— Сегодня.

— Сегодня не получится. Завтра в десять. Напиши адрес, я подъеду.

— А сколько это будет стоить?

— Тебе нисколько. Пиши адрес.

Он всегда приезжал вовремя. Но, если ему вдруг приходилось кого-то ждать, то…

Независимо оттого, кто находился в автобусе, — молодые актрисы, заезжая знаменитость или кто-нибудь из городского начальства, — крепкий русский мат громко и смачно звучал на весь салон. Кроме того, его обычная разговорная речь так же густо пересыпалась непечатным словом. В общем, как армянский нос неизменно присутствовал на его лице, так и русский мат был неотъемлемой частью его речи.

За это на него обижались, этим возмущались, но избавиться от этого было невозможно.

Многие старались общаться с ним как можно меньше.

С ним не любили ездить, с ним не любили разговаривать.

В театре он был как бы в стороне от всех, сам по себе.

Да он, казалось, и не интересовался жизнью театра.

На собрания он не ходил принципиально. Даже в здание театра старался заходить только в случае крайней необходимости. Найти его можно было во дворе, в автобусе или, в крайнем случае, на вахте.

Но иногда, войдя в театр, якобы по какому-то неотложному делу во время спектакля или репетиции, он потихоньку приоткрывал дверь ложи и подолгу наблюдал за тем, что происходило на сцене.

В такие минуты его грубое, некрасивое лицо преображалось. Выражение детского, чистого удивления, радости, счастья освещало его. Но увидеть Аркадия в этот момент можно было только потихоньку, так, чтобы он этого не заметил. Если же поблизости слышались чьи-то шаги, он поспешно закрывал дверь ложи, лицо его опять становилось серьёзным, даже грубым, и он шёл по своим неотложным, важным делам.

Его невозможно было представить сидящим в зале театра или читающим книгу. Даже с газетой, или перед экраном телевизора, представить его было трудно.

Чем он жил, что его интересовало, волновало? Что привело его в театр и почему он долгие годы работал здесь за мизерную зарплату, без элементарных условий для работы водителей и содержания транспорта? Всё это оставалось тайной.

Впрочем, этим никто и не интересовался. Встречается иногда во дворе театра грубый, матерящийся мужик, да и бог с ним. Возит на гастроли, на выездные, хоть медленно, нудно, но привозит вовремя, — и то хорошо.

Но, как потом оказалось, Аркадий видел и знал почти наизусть все спектакли театра. Прекрасно знал всех актёров по именам, и не только, кто кого в каком спектакле играет, но и где живёт, чем интересуется. А если требовал написать адрес, то не потому, что забыл, а для важности, так сказать, момента. И если возил кого бесплатно по личным делам, с телевизором или ещё с чем-нибудь, то не потому, что бензин и время у него были лишние (бензин-то порой и за свои покупать приходилось), а просто любил он театр, любил и уважал актёров.

И ещё очень любил кино, частенько один ходил на дневные сеансы в ближайший кинотеатр. Режим работы водителя это вполне позволял. Если нет выездного спектакля, или какой-нибудь поездки по снабжению, чего в театре болтаться, лишний раз начальству глаза мозолить, можно в рабочее время и в кино сходить.

Но всё это выяснилось потом. Всё это рассказали родственники уже на похоронах.

Как гром среди ясного неба, пронеслась по театру весть о его смерти.

В один прекрасный день купил Аркадий один билет на дневной сеанс и пошёл в кино. Во время сеанса ему стало плохо, и он умер прямо в зале перед экраном. Приехавшая «Скорая помощь» уже ничего не смогла сделать.

Вспоминают о нём в театре редко. Только если новый, нерадивый, водитель лихачит на дороге или постоянно опаздывает, кто-нибудь из старых работников печально скажет:

— Да… Аркадий ездил медленно, но всегда успевал, царствие ему небесное…




Комментарии — 0

Добавить комментарий


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.