(Сочинения в 2-х частях)
Ещё через день, засыпая, я уже волновался, я уже ждал встречи с ней, я молил судьбу послать мне тот же прекрасный, дивный сон.
И судьба благоволила ко мне. Мы снова встретились.
Это случилось и ещё через день, и ещё, и ещё…
Прожив день матросской жизни, возвращаясь в кубрик, я уже знал, что сейчас встречусь со своей Исикой. И как только я засыпал, мы встречались, и были счастливы.
Мы катались на коньках по чистому голубому льду. (Я в жизни никогда не умел на них кататься.) И чемпионы мира по фигурному катанию показались бы рядом с нами неловкими дилетантами.
Мы хохотали, играя в снежки среди высоких искрящихся снежных гор.
Мы плавали и ныряли в тёплом, ласковом, прозрачном море.
Мы целовались на вершине какой-то средневековой башни.
Мы любили друг друга…
Мы… Мы… Мы…
Это продолжалось ровно месяц. Ровно тридцать один день, а точнее ночь, мы были вместе, мы были счастливы, прекрасны, любимы друг другом и окружающим нас миром.
Утром меня вызвали к командиру. Пришёл приказ о моём отпуске.
В тот же вечер я уехал домой.
Что такое отпуск для матроса после двух лет службы?
Япона мать!..
Исика мне не снилась.
Не приснилась она мне и когда я вернулся на службу, и, засыпая, вспоминал её, звал, ждал.
Больше она мне не снилась никогда.
И цветных снов больше не довелось мне увидеть.
Год
Первый международный театральный фестиваль на Родине А.П.Чехова.
В программе фестиваля не только москвичи, ленинградцы, грузины, но и настоящие итальянцы, японцы.
Много интересного, необычного.
Японская труппа Tokyo Engeki Ensemble. «Вишнёвый сад» Антона Павловича.
«Театр уж полон; ложи блещут…»
Я опаздываю к началу. Поднимаюсь на галёрку, откуда, по преданиям, смотрел когда-то спектакли гимназист Антоша Чехов.
Спектакль уже идёт. На японском языке. Ничего не понятно, но любопытно.
Сцена Раневской. Она в нежно-голубом платье…
Что за чертовщина?
Ничего особенного, обычный нежно-голубой цвет, но…
Голос?
Я никогда нигде не мог слышать этого голоса. Может быть, похож на голос кого-то из знакомых? Японская речь, японские интонации — ни на кого не может быть похоже.
Но!..
Не может быть!..
Неужели?..
Да… Да… Да!.. Да!!!
Это — она!
С галёрки плохо видны черты лица, но понятно, что это не та хрупкая, стройная, прелестная, юная японская девушка — нет. На сцене взрослая, уже немолодая женщина. Но ведь столько лет прошло!..
Картина заканчивается, она уходит со сцены.
Я спускаюсь вниз, беру программку.
Зачем? Что в ней может быть, в программке-то?
«Раневская — Саваго Сигэ».
Сигэ… Сигэ? Сигэ… Исика… Сигэ — Исика!
Ведь что-то созвучное!
В памяти всплывают чёткие картины снов: голубой лёд, фонтан, снежные горы, тёплое море, средневековая башня…
Столько лет я ни разу об этом не вспоминал, я всё забыл, и вот… Как будто это было вчера, как будто мы только что расстались…
— Япона мать!..
Потихоньку захожу в ложу бенуара. Партер полон, бенуар тоже. Смотрю стоя.
Я не вижу, не понимаю спектакль. Я вижу, понимаю, чувствую только её…
Антракт.
Что актёры делают в антракте?
Курят.
В теплое время года, если они не заняты в спектакле, а только смотрят его, курят во дворе. Зимой идут покурить за кулисы.
Во дворе среди курящих много японцев: бизнесмены — спонсоры спектакля, приехавшие с труппой, специалисты по русской литературе, и уж не знаю, кто там ещё.
Группа наших актёров обступила нескольких японцев — беседуют. Здесь же переводчик.
Замечаю, как один из японцев что-то рассказывает, потом вдруг поднимает глаза к небу, задумывается, достаёт из кармана блокнот и долго чертит в нём иероглифы. Переводчик уже перевёл сказанное, все ждут продолжения, а японец всё пишет. Наконец, закончив писать, он прячет блокнот в карман и, как ни в чём не бывало, продолжает неоконченную фразу.
Евгений Феодосьевич Шкуропат, старший машинист сцены, делится со мной своими восторгами по поводу японских инструментов:
— У них специальные пояса с карманчиками, а в карманчиках все инструменты, всё под рукой. И всё такое маленькое, блестящее, красивое. А половик, знаешь чем прибивают? Скобками. Пистолетик такой, специальный. Подходит к половику, и хлоп, хлоп, хлоп. Через пять минут всё готово. А мы гвозди заколачиваем, как в каменном веке. Потом актёры о наши гвозди костюмы раздирают…
Я киваю, но не слушаю. Я думаю о другом.
Сигэ — Исика… Сигэ — Исика… Прошло пятнадцать лет. Значит, если ей тогда было лет шестнадцать, семнадцать, то теперь — тридцать один, тридцать два… Ну, пусть тридцать пять… А ей уже явно за сорок. Значит, тогда ей было не меньше двадцати пяти, а мне двадцать. Нет, такого быть не может…
Господи! Идиот! Что я считаю?!
Какие-то юношеские сны во время службы, в период долгого воздержания, и вот теперь, в общем-то, случайная, первая в жизни встреча с живыми, настоящими японцами. А я что-то вычисляю, сопоставляю.
В детство ударился! Совсем с ума сошёл!
Но почему я так уверен, что это именно она? Ведь там, в спектакле, заняты и другие актрисы, молодые, симпатичные, но я их не вижу, не замечаю. Может быть, дело просто в таланте? Может быть, весь зал заворожён ею, и каждый узнаёт что-то своё, знакомое? Вот так вдруг — ничего не понятно, ни язык, ни жесты японские, ни взаимоотношения героев, а каждый находит что-то близкое, родное…
Ну, это уж совсем ерунда!
Во втором акте я становлюсь в ложе, поближе к сцене. Наблюдаю за зрителями. Нет, нормальная, здоровая реакция. Кто-то даже устал от непонимания, кому-то уже скучно.
Но ведь это она! Её лицо, её улыбка.
Неправду мне говорили, что японцы все на одно лицо. Просто они японцы, но такие же разные, как и мы.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
© 2011 Ростовское региональное отделение Союза российских писателей
Все права защищены. Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.
Создание сайта: А. Смирнов, М. Шестакова, рисунки Е. Терещенко
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.
Комментарии — 0