(Сочинения в 2-х частях)
У расписания, где висит приказ о распределении ролей в новой пьесе.
Актёр громко:
— Господи! И этой бездарности N (называет фамилию) дают такую роль?! Он же всё провалит!
Поворачивается, видит N у себя за спиной. Лицо расплывается в широкой, добродушной, слащавой улыбке:
— А-а-а!.. Вы как раз здесь! Поздравляю, поздравляю, очень рад! Ни пуха, ни пера! Дай вам бог!
Пожимает руку, обнимает, как родного, уходит…
На сцене длинный эпизод, любовная сцена главных героев.
Массовка отдыхает в курилке. Разговоры, анекдоты, шутки, дым. Курилка находится под сценой, трансляции здесь нет. Только в полной тишине, если прислушаться, по отдельным шумам, или громкой музыке, можно догадаться, что происходит на сцене.
После эпизода главных героев опять массовая сцена, в которой все появляются одновременно из разных кулис на одну реплику.
— Тихо!.. — поднимает руку один из актёров, прислушивается и, сломя голову, мчится по шумной железной лестнице наверх.
— Реплика! — предполагает другой, и мчится вслед за первым.
— Да ещё музыки не было… — сомневается третий, но все уже ринулись наверх.
Топот, шум. За кулисами кто-то зацепил стол с реквизитом: звон разбитого стекла, кто-то уронил алебарду, — грохот.
На сцене — тихий любовный диалог, за сценой — Содом и Гоморра.
Герои настороженно поглядывают в кулисы: что же там происходит, не пожар ли?
Кто-то с разбегу выскочил на сцену, увидел героев (их не должно быть во время выхода массовки), испугался, неуклюже развернулся, скрылся за кулисами.
Герои увидели его, насторожились. Какую там любовь играть, узнать бы, что происходит.
За сценой — громкое шипение помощника режиссёра, ещё чьи-то голоса. Топот, шум постепенно затихают, сцена продолжается.
У входа в гримёрку стоит тот актёр, который побежал первым, доволен, улыбается:
— А чего вы прибежали?
— Так ты же первый рванул!
— А я за сигаретой. Подумал, успею ещё покурить, и побежал. А вы-то чего?..
Смех, шутки, все спускаются назад, в курилку.
Спектакль продолжается.
Непередаваемые актёрские ощущения, когда партнёр опаздывает на выход или не появляется вовсе.
Что делать? Как быть?
Создаваемый образ, характер, сюжет, рушится в одно мгновение. Перед сотнями смотрящих из зала глаз, актёр, не видящий на выходе партнёра, в один миг остаётся беззащитным, «голеньким», растерянным. Нужно как-то выкручиваться, нужно что-то срочно, мгновенно придумать.
Что? Как?
Заученный, и ставший уже родным, текст автора связан с партнёром, которого нет, и даже не видно в кулисах. Диалог с ним никак не преобразовать в монолог, никак одному не рассказать зрителю, что должно сейчас происходить. Вымарать всю сцену? Перейти сразу к диалогу с другим партнёром? Но тогда рушится весь сюжет, тогда всё происходящее далее просто не имеет смысла. Но самое главное, что этот, другой партнёр, тоже отсутствует. Он спокойно отдыхает в гримёрке, зная, что до его выхода ещё целая сцена, и у него уйма свободного времени. Вернуться назад? Повторить ещё раз предыдущую сцену, пока ошалевший помреж сбегает в гримёрку, в фойе, в туалет, на край света и найдёт нужного партнёра? Но и предыдущий партнёр уже ушёл со сцены. Он своё уже отыграл.
Ты один перед сотнями глаз, которые ждут развития сюжета, ждут продолжения зрелища, а у тебя не только нет текста, даже ни одной разумной, или хотя бы неразумной, мысли в голове не появляется.
И партнёр не появляется.
Можно ещё раз повторить последнюю реплику, можно потянуть паузу, походить по сцене, делая вид, что так и должно быть, что вот сейчас, после паузы, случится самое главное. Но ведь это можно делать не бесконечно.
А в кулисах — никого.
Мгновения кажутся часами, секунды — сутками. По спине мерзко стекает холодная струйка пота.
А партнёра всё нет!..
Всё это происходит, когда на сцене остаётся один актёр. А когда их десять, а когда их двадцать? Когда на сцене вся массовка, и все действующие лица, и не хватает одного. И всё остановилось.
И — пауза!..
Григорий Яковлевич Маркович много лет работал в Таганрогском театре. Ещё в золотые времена звёздной плеяды выпускников ГИТИСа 1944 года он играл на таганрогской сцене. Тогда он был молодым, стройным, красивым героем.
А в начале восьмидесятых Григорий Яковлевич работал в Ростовском ТЮЗе и преподавал актёрское мастерство в Ростовском училище искусств. Был он уже пожилым, грузным, немного уставшим, но по-прежнему жизнерадостным и добрейшим человеком.
Студенты любили его не столько, как мэтра и руководителя курса, сколько как хорошего артиста и старшего товарища. Порою они даже позволяли вести себя с ним почти панибратски. Наверное, подобное отношение иногда обижало его, но студенты этого не замечали. Его трепетная любовь к театру и ко всему, что с ним связано, особенно к людям театра, даже к таким неопытным, ещё ничего не умеющим студентам, не позволяла показывать свою обиду.
Всё, что касалось театра, было для него свято и неприкосновенно. Он не мог опоздать на репетицию, спектакль, занятия в училище или ещё как-либо нарушить установленный театральный порядок.
Тем неожиданнее и комичнее была ситуация, когда Григорий Яковлевич опоздал на выход в спектакле Ростовского ТЮЗа «Ромео и Джульетта».
Сцена полна актёров. Прозвучала реплика, после которой должен появиться гордый и непримиримый глава одного из враждующих кланов.
Его нет.
Гримёрка Григория Яковлевича Марковича — с одной стороны сцены, его выход — с другой. Все повернулись в ту сторону, откуда он должен появиться.
За сценой тёмный карман, наполненный декорациями других спектаклей. Лишь узенький, извилистый проход ведёт на другую сторону сцены. Это самый кратчайший путь. Можно обойти вокруг, через закулисное актёрское фойе, но это, когда не спешишь, это, когда не опаздываешь на выход.
На сцене пауза, немая сцена. Все стоят, ждут. Разыгрываемая трагедия наполнилась трагикомизмом непредвиденной кошмарной ситуации. Странный блеск в актёрских глазах уже заметен в зале, зритель уже начинает понимать, что происходит что-то необычное, непонятное.
И вдруг!..
О, это ещё не спасение, это лишь начало закулисного трагифарса.
За сценой раздаётся неимоверный грохот, слышный не только на сцене, но и в конце зала, и в зрительском фойе, и, кажется, даже на улице. Это бежит на выход Григорий Яковлевич. Нелегко ему со своей комплекцией бежать по узкому, извилистому проходу. Он оказывается в роли слона в посудной лавке. Запылённые, грязные декорации падают, рушатся, он разбрасывает их на своём пути, стремясь поскорее вырваться из этого тёмного лабиринта.
Стоящие на сцене актёры с нетерпением смотрят в кулисы, туда, откуда он должен появиться. История Ромео и Джульетты уже не имеет никакого значения. Все в ожидании комической развязки.
Наконец появляется перепуганный, взмыленный Григорий Яковлевич. Голова его наклонена вперёд, он испачкан, костюм его запылён, к ноге прицепился рваный лоскут какой-то декорации. Преодолев в несколько шагов закулисное пространство, такой же перепуганный и взмыленный он выскакивает на сцену, и только тут, на виду у всех зрителей и партнёров, останавливается, принимает гордую осанку и вид достойный главы Дома средневековой Вероны. После этого он медленно, гордо, как и подобает его персонажу, оглядывает всех стоящих на сцене и ждёт реплику партнёра, на которую он должен ответить. Прицепившийся лоскут вытянулся за ним ярким, цветным шлейфом.
Пауза продолжается.
Такая резкая перемена актёра, его «вхождение в образ» прямо здесь, у всех на виду, может быть, и не было столь заметно из зала, но на сцене это превращение произвело ошеломляющее впечатление. От смеха никто не мог вымолвить ни слова. Кто-то отворачивался от зала, кто-то закрывал лицо реквизитом, кто-то начал икать. Продолжать спектакль было практически невозможно, да и бессмысленно.
Григорий Яковлевич оценил ситуацию и, вымарав несколько реплик партнёров, начал свой текст.
Мало-помалу действие трагедии восстановилось.
Обычно в театре за опоздание на выход, как минимум, объявлялся выговор. Учитывая личность виновного, его даже не пожурили. Всем было понятно, что это лишь нелепая случайность. Но долго ещё в театре вспоминали этот эпизод, рассказывали, показывали друг другу, как Григорий Яковлевич преображался на сцене, и подшучивали над ним.
А зритель, скорее всего, так ничего и не понял.
Много ещё различных шуток бывает за кулисами и на сцене. Можно, например, во время спектакля, пока актёр в театральном костюме, связать тугим узлом шнурки его туфель, и он после спектакля ещё долго не уйдёт из театра. Можно сказать соседу по гримёрке, что вы только что прочли приказ о назначении его на главную роль в новом спектакле, и, даже если он не очень поверит, то всё равно побежит смотреть. Можно…
Да мало ли что ещё можно придумать!..
Самые интересные шутки всё равно преподносит нам сама жизнь. Ну, ещё иногда, особенно в последнее время, правительство.
Иногда мы смеёмся, иногда обижаемся, но — живём.
И, слава богу!..
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
© 2011 Ростовское региональное отделение Союза российских писателей
Все права защищены. Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.
Создание сайта: А. Смирнов, М. Шестакова, рисунки Е. Терещенко
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.
Комментарии — 0