Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Часть I. Театральный дивертисмент

(Сочинения в 2-х частях)

АКТЁРСКИЕ ШУТКИ

Оставить комментарий

Первым директор гостиницы влетел, за ним противная дежурная, следом менты осторожно втиснулись.

В номере, не то, чтобы всё вверх тарамашками, но просто большой сборный стол после серьёзной пьянки и множества гостей. (Описывать не буду — всем знакомо.) На одной кровати — мужик раздетый, в одних трусах лежит, глазами блымает, на другой — женщина, покрывалом укрытая, к стене отвернулась.

Тишина.

— Что же это вы тут устраиваете?! — возмущается директор.

Мужик какое-то время по очереди рассматривает всех ворвавшихся в номер, потом задумчиво говорит густым актёрским басом, растягивая слова:

— Да-а-а-а… Тяжело-о-о-о…

После этого он пытается подняться, но делает это очень медленно и с большим трудом.

— По-омо-оги-ка се-есть, — протягивает он руку к директору гостиницы.

Директор хватает его за руку и резким движением приводит в сидячее положение.

— Я к вам обращаюсь! — нервно кричит директор. — Что вы здесь устраиваете?..

Актёр никак не реагирует на крик, широко расставляет ноги, кладёт руку на трусы и, опять внимательно, по очереди, рассматривая всех ворвавшихся в номер, смачно чешет то, что у него между ног.

Немая сцена.

После этого, выдержав глубокую, так называемую мхатовскую паузу, он медленно наклоняется, достаёт из-под кровати горшок, снимает крышку, широким жестом, так, чтобы содержимое было видно всем стоящим, подносит к лицу и нюхает. Причём нюхает одним глубоким, долгим вдохом.

Ещё одна мхатовская пауза.

У актёра лицо каменное, ничего не выражающее, глаза смотрят в одну точку на противоположной стене. Затем он так же медленно, сосредоточенно подносит горшок к губам и пьёт большими звучными глотками. Сделав несколько глотков, опускает горшок на уровень груди, делает долгий облегчённый выдох, двумя пальцами, оттопырив остальные, осторожно достаёт из горшка надкусанную сардельку и жадно её ест…

Оказывается, менты очень слабы на желудок. Они первыми выскочили из номера. Противная дежурная выскочила не в коридор, а в туалет, здесь же, в номере, оттуда зазвучали икающие, журчащие, и прочие, не очень приятные звуки.

Актёр съел половину сардельки, оставшуюся половину бросил назад в горшок, сделал ещё несколько глотков, облегчённо вздохнул и улыбнулся. Затем он рассеянно посмотрел вокруг, остановил взгляд на директоре гостиницы, как будто впервые увидел его, удивился, улыбнулся ещё шире и сказал ему, как родному, тепло и душевно:

— Вот теперь стало легче… — подумав, нежно спросил, протягивая горшок. — Хочешь?..

Ответа не было. Директора в номере тоже не стало. Куда подевалась противная дежурная, неизвестно. Единственное, что нарушало тишину — это хохот жены актёра, приглушенный покрывалом, и поскрипывание пружин гостиничной кровати под её вздрагивающим телом.

Цитата из жалобы в обком партии:

«…Будучи в нетрезвом виде, они имели наглость употреблять в пищу в моём присутствии содержимое ночной вазы и даже предлагать мне ЭТО (слово ЭТО — заглавными буквами и дважды подчёркнуто) в качестве взятки…».

«Они» — имелся в виду не конкретный актёр, а все актёры, постоянно проживающие в гостинице и подлежащие, по мнению директора, немедленному выселению.

Что же касается взятки, тут уж бог ему судья: то ли мало предложили, то ли не так понял, но ведь от чистого сердца.

Актёров, конечно, пожурили, даже наказали, но не выселили.

А тот актёр вскоре получил хорошую роль в хорошем спектакле. И в театре том прижился, и, кажется, работает до сих пор.

* * *

Актриса вбегает в кабинет директора:

— Николай Дмитриевич, миленький, выручайте! Срочно займите пятьдесят рублей. Ни у кого в театре денег нет. На вас последняя надежда!

— Но…

— Очень срочно нужно. Пожалуйста! Помогите! Или — я просто не знаю, что делать. Больше взять не у кого. Хотите на колени стану?..

— Ну, что вы? Ну, хорошо… Вот, возьмите.

— Спасибо! Сразу же верну.

Через полчаса она счастливая возвращается с коробкой:

— Я туфли купила!

— Поздравляю.

— Хотите посмотреть?

— Ну…

— Вот, смотрите!

— Хорошие туфли. Поздравляю…

— Спасибо. И вот, долг получите, — она протягивает директору маленький клочок бумаги.

— Что это?

— Чек.

— Какой чек?

— Чек из магазина за туфли. Пятьдесят рублей. Там были и подороже, но ладно уж, и эти подойдут.

— Но…

— Я ведь для спектакля себе туфли купила.

— А кто же вам разрешил?

— Никто. Вы деньги дали. А я для спектакля… себе… туфли…

— Да как же вы могли? И так перерасход сметы…

— Вот-вот, и в бухгалтерии говорят — перерасход, нет денег. Мне бы эти туфли в жизни никогда не купили. А так, вы отчитаетесь чеком, получите свои. Уж для вас-то деньги найдут. А у меня в спектакле туфли новые будут. Я их сейчас в костюмерную отнесу. Спасибо вам, до свиданья…

Делать нечего, приходится допускать перерасход сметы.

* * *

Ростовский ТЮЗ.

Детский спектакль об исторических подвигах Красной Армии в гражданской войне. Почти детективный сюжет. В конце первого акта красный командир попадает в плен к белым, его допрашивают, пытают. Затем он совершает героический побег, и на следующий день, уже во втором акте, опять впереди на лихом коне.

В сцене допроса ему угрожают пистолетом, требуют выдать тайну, он, естественно, молчит.

— Увести! — командует белый офицер.

Красного командира уводят, занавес закрывается.

И вот на одном из спектаклей, как обычно, угрожая бутафорским пистолетом, белый злодей требует:

— Говори!

— Ничего я вам не скажу! — гордо отвечает красный герой.

— Ах, так! — возмущается мучитель, но вместо того, чтобы скомандовать «Увести!», восклицает: — Тогда получай!..

Он достает из кармана настоящий стартовый пистолет, которым обычно пользуются за кулисами для озвучивания выстрелов, наставляет в грудь пленнику и выпускает всю обойму.

Ребятишки в зале замирают, переживая трагическую смерть героя.

Герою ничего не остаётся, как корчиться и ломаться под градом якобы попадаемых в него пуль, шепча при этом:

— Что же ты, гад, делаешь, мне же ещё второй акт играть.

— Вот и выкручивайся, — улыбаясь, шепчет партнёр, и громко, в образе, добавляет: — Красная сволочь!..

За кулисами кто-то в шоке от неожиданного поворота сюжета, кто-то свалился у штанкетов от хохота.

Занавес закрывается.

Велика сила искусства! К всеобщему удивлению и радости маленьких зрителей, во втором акте командир был впереди на лихом коне. Голова его была изрядно забинтована. Правда, как он выжил после таких ранений, и почему была забинтована голова, когда ему стреляли прямо в грудь, — осталось вечной тайной.

Главное — мы победили.




Комментарии — 0

Добавить комментарий


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.