Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

А вот и мэтр идёт — председатель, Николай Николаевич Ливада. Он не опаздывает, он задерживается, у него дел много. Единственный из таганрогских художников почётное звание имеет.

Тоже званьицем наградили — заслуженный работник культуры. Это в стране-то, где десятилетия не только её не было, но если какие ростки и пробивались, тут же их выкорчёвывали.

Много лет он главным художником театра был. Там и звание получил, потому и работник культуры.

Звания «Заслуженный художник» вообще, кажется, нет. А «Народный художник», ну это уж за эпохальные полотна, за особые заслуги перед Партией, Правительством давали. А в городском театре какие эпохальные заслуги? Но художник-то действительно достойный и декорации его того стоят — надо чем-то поощрить художника. Заслуженного деятеля искусств давать, так это больше режиссёрам, музыкантам подходит. А театральному художнику что? Но ведь он же работник культуры. Хоть и не библиотекарь, не музейщик, не зав. клубом, не методист Научно-методического центра художественного творчества и культурно-просветительной работы. (Были ещё и такие серьёзные организации! А может быть, до сих пор есть.) Но всё-таки к культуре отношение имеет. Вот и наградили званием «Заслуженный работник культуры РСФСР».

Да и на том спасибо. Всё-таки звание, и почётное.

Мэтр не всегда задерживается, иногда и раньше придёт, но ненадолго. Он весь в делах, в заботах. Он после «несчастья» в дизайнеры подался. Новые русские в центре города старые особняки скупают, а он им туда интерьерчик. И платят хорошо, и уважение, и картинку свою туда же повесить можно, за отдельную, разумеется, плату. И надзор авторский за строительными работами. И — не авоська, но в кошелёк накапает. А как же? Жить-то надо.

Из театра он давно ушел.

Раньше-то как в театре было: главный художник — дело серьёзное. Он и сам самые ответственные, серьёзные спектакли оформляет и за другими художниками следит, и помогает им в работе, учит, подсказывает. И в цехах технических: бутафорском, декорационном, поделочном, художественное руководство на нём. И реклама на нём, и интерьер внутри театра, и вид фасада — всё на нём. И зарплата, конечно, приличная. С авоськой не сравнить, но всё-таки. И общественное положение — всё-таки главный художник единственного в городе театра.

Потом вдруг выяснилось, что за каждую постановку, за каждый спектакль, каждому художнику отдельно платить полагается. И опять же, по расценкам того же Союза художников, получалось, что за каждый спектакль нужно заплатить столько, сколько он за целый год в виде ежемесячной зарплаты получает.

— Да вы что, с ума сошли? Откуда такие деньги?

— Вот же документы, расценки…

— Так ведь вы же зарплату получаете!..

— Тут про зарплату ничего не написано. Зарплата — это за должность главного художника. А за спектакли — вот написано. Вы же, когда разовых художников приглашаете, находите чем платить.

— Так то разовые, их разовые режиссёры привозят.

— Так я же не виноват, что у нас своих режиссёров не осталось, только актёрская самодеятельность. Давайте я тогда эти самодеятельные спектакли оформлять не буду. Или буду, но один спектакль в год, и больше ничего, никаких обязанностей.

— Ну да!..

— Или ещё как-то давайте договариваться.

Не договорились. Ушёл из театра.

А жаль. И человек творческий, и художник от бога, и, главное, театральный художник.

А вот и Володя Дмитриев, — между собой его Дёмой зовут, — на своей «Таврии» подъехал. Он скульптор. Он к Союзу пока отношения не имеет, он сам по себе.

Ему в своё время от членов Союза, от Правления доставалось. Видно, не вписывался в рамки общей творческой усреднённости. Не выдержал он тогда, обиделся, одним из первых из мастерских ушёл, на вольные хлеба.

Сначала с товарищем кооператив организовал. Тогда время как раз кооперативное было. Но и там на шею сели, то ли обидели, то ли обманули. Товарищ же и обманул.

Бросил он всё, одним творчеством занялся. И, главное, пошло дело. Не сидит без работы. Он бюсты руководителей и передовиков производства, как принято было, не лепит. Он о жизни в малых формах — и на стену повесить можно и на стол поставить.

То продавец попугаев у него — грустный философ, то художник бездомный, то скрипач на крыше. И целая тема у него — Люська. Она же и Ева, она же и хозяйка домашняя грозная, она же и нежность, она же и муза художника, она же и душа. Да и других тем немало.

Одно время для пропитания и сувенирчики делал, миниатюрные сосуды меотийского периода, другую старину в миниатюре, для продажи в музеях, в лавках. Да только не интересно это ему, копии клепать, халтурой заниматься. А на жизнь он и так зарабатывает, без дела не сидит. То в Краснодаре его работы нарасхват, то здесь купят, то закажут.

— Как дела, Володя?

— Да вот вчера работу большую сдал. Заказывали. Хорошо заплатили. Ещё бы один такой заказ, и машину поменять можно. Нормально…

Он так просто забежал, узнать. Он и в те годы в Союз больно не стремился, и потом тем более, когда туда уже и принимать кого ни попадя стали. А теперь вдруг, уж непонятно почему, вступить решил.

Да, может, оно и правильно. Может, теперь-то в Союз и вступать. Если кормушка закрылась, может, соберутся там действительно творческие люди. Соберутся не ради льгот и заработков, а ради общения, просветительства и творческого взаимопонимания.

Он и документы собрал, отослал, всё, как полагается, да только там, в Москве, своих проблем хватает, не до приёма им.

— Ну, что там?

— Да ничего. Ни ответа, ни привета. Молчит Москва.

— Хоть бы сообщили: приняли — не приняли.

— Если бы приём был, так сообщили бы. Значит, и приёма не было. А может, денег на конверт не нашли.

Посмеялись.

А может, и действительно с конвертами проблема.

Посидели мужички на Правлении повздыхали, поохали, о жизни поговорили.

— Как дальше-то жить будем?

— А чёрт его знает…

— А может, нам спонсора найти? Чтобы и ремонт нам сделал, и рекламу, и картины купил…

— А чего? Мы бы ему на заказ чего хочешь нарисовали.

— Интересная мысль, главное — свежая.

Иронии не поняли.

— Нужно девочку взять, на телефон посадить, пусть по организациям звонит, картины предлагает. Может, кто и клюнет.

— Тоже мысль интересная, особенно насчет девочки. А по каким организациям звонить? Заводы стоят, бюджетники по полгода зарплату не получают, если где профсоюзы и остались, о забастовках думают, об акциях протеста. В какие организации звонить?

— Ну, в эти, в новые, коммерческие…

— Хорошо, давайте девочку возьмём. А платить чем будем? Сбросимся ей на зарплату?

— Проценты от проданных картин.

— А если ничего не продаст?

— Сама виновата.

— Человек, когда на работу наниматься приходит, какой первый вопрос задаёт? Сколько я получать буду? Что ответим — сама виновата? Как будто вы сами по старым связям не звоните, по тем же организациям, работы свои и себя не предлагаете. Здорово берут?..

Так ничего и не придумали.

Ещё повздыхали, ещё поохали, ещё о жизни поговорили.

Канализация так же течёт, стены такие же обшарпанные, стёкла такие же битые, долги так же не отдают… И просвета не видно. И как долго ещё такая жизнь длиться будет, никому неизвестно.

Видимо, ещё не одно поколение смениться должно. Ведь нынешние молодые художники и не стремятся к Союзу. Те, кто творчеством занимается, у кого идут дела, так тот и без Союза прекрасно обходится, а у кого дела плохи, так и Союз ему теперь не помощник.

Отработал своё Союз на славу Партии, на славу Большого Союза Социалистических республик. Пора и честь знать.

Жалко, конечно, но что поделаешь?

А может, ещё и возродится.

Либо партия руководящая и направляющая, с лозунгами, плакатами и транспарантами. Но это вряд ли. Кормушка, видимо, навсегда закрылась.

Либо передвижничество возродится, то, исконное, творческое.

А может, ещё какое новое творческое образование из бывшего Союза художников получится.

Если доживём — увидим.