Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Через несколько километров впереди мелькнул свет от фар автомобиля.

— Не сможешь догнать его?! Может, он до заправки довезёт?!

Не ответил парень, только кивнул.

И тут же пожалел я о своей просьбе, потому как, если до этого просто быстро ехали, то теперь начались пьяные гонки.

Вскоре догнали старенького «Москвича», помахали водителю, обогнали, остановились.

«Москвич» притормозил немного, медленно мимо проехал и рванул вперёд.

— Испугался он, гад! Садитесь, сейчас догоним.

Теперь гонки начались по всем правилам детектива, с обгонами, подрезанием, выездом на обочину, разворотами и ослеплением фарами.

— Эй, может, не стоит?! Чёрт с ним! До трассы довезёшь и ладно!..

— Догоним!.. Остановим!..

А девчонка, как будто и не боится, прижалась к нему и, кажется, даже улыбается.

— Перевернёмся же к чёртовой матери!..

— Не!.. Не должны!..

Наконец перед небольшим мостиком, где вдоль обочины стояли бетонные столбики, «Москвич» был подрезан так, что чуть не врезался в них, и вынужден был остановиться.

Тут уж я готов был приложить все усилия, чтобы уговорить водителя взять меня. И дело было уже не столько в том, чтобы добраться до заправки, сколько в том, чтобы не садиться больше на мотоцикл. Дальнейшие гонки были бы уже невыносимы.

Пока подбегал к машине, водитель «Москвича» поспешно закрывал окошко.

Хорошо, театральное удостоверение в красной корочке, на ментовское похоже, в темноте не разберёшь, а читать тем более никто не будет.

Приложил к закрытому стеклу.

Красная корочка возымела своё действие. Водитель приоткрыл окошко.

Пришлось долго объяснять ему, в чём дело и что от него требуется.

Он ещё смотрел с опаской, но моя измазанная сажей физиономия и обгоревшие руки, видимо, убедили его.

— Ладно, садитесь…

— Всё, я поехал! Спасибо!.. Счастливо!.. — с облегчением крикнул я мотоциклисту и сел в машину.

«Москвич» ехал медленно и спокойно. Вскоре добрались до заправки.

Театральный автобус стоял неподалёку на обочине. Я потихоньку подошёл к водительской дверце.

— Женя, свет в салоне включи.

Он, видимо, собирался высказать своё возмущение по поводу столь долгого ожидания, но, увидев меня, промолчал.

В салоне тоже никаких возмущений и вопросов не прозвучало.

Негромко, по возможности спокойнее, я рассказал:

— Ситуация такова: фура сгорела. Люди все живы, здоровы, если не считать, конечно, небольших ожогов. Декорации тоже целы. Сейчас едем в гостиницу, все отдыхают. Завтра выездной должен быть в двенадцать. В любом случае, будет он или нет, в двенадцать все собираемся у гостиницы. Подробности завтра, а сейчас уже поздно. Поехали.

От заправки отъехали, в автобусе тишина, все немного напуганы, молчат. Хорошо хоть не расспрашивают.

Подошёл к актрисе К.Е. Тузовой, почти шёпотом:

— Клара Евгеньевна, мы с Валерой выйдем там, где «Кубанца» оставили. Если вдруг ГАИ остановит или ещё что-нибудь, вы уж покомандуйте, как-нибудь выкручивайтесь.

— Хорошо-хорошо, конечно…

— Спасибо. И ещё: я, разумеется, постараюсь завтра к двенадцати вернуться, но мало ли что… Вы уж дежурную в гостинице предупредите, чтобы вас к телефону позвала. И не уходите, пожалуйста, из гостиницы. Если не смогу вернуться, постараюсь дозвониться, сообщу, будет выездной или нет.

— А как же без фуры?

— Пока не знаю, посмотрим, может, что-нибудь придумаю.

Как чувствовал, что выездной состоится. Ведь если очень захотеть, если очень надо… значит, надо.

С трудом завели остывшего «Кубанца». И только тут вспомнил я, что Виктор говорил о масле. Впрочем, уехавший автобус всё равно не спасал. Не гонять же его с людьми за маслом и обратно. Масло-то в фуре осталось.

Поехали.

Добрались до заправки, масло залили, а индикатор всё равно светится. Значит, всё — загубили движок. Час от часу не легче! Но едет всё-таки старичок «Кубанец», двигается. Сколько ещё проедет, неизвестно, но пока колёса крутит.

Решили путь сократить. Не вокруг по трассе ехать, а через поля, по грунтовке, напрямик. Уж сколько раз зарекался не сокращать путь, не выгадывать несколько километров, а всё равно не удержался, свернули.

Ехали, ехали по грунтовке, и вдруг — на тебе! — овраг. Дорога накатанная, но овраг глубокий. Съехать-то съехали, а наверх — никак. Глохнет двигатель, и всё.

Выскочил я, давай подталкивать — без толку. И обида разбирает, и злость, и усталость, и руки обгоревшие болят. И рассвело уже давно, и солнышко взошло, а мы в овраге сидим, туда-сюда катаемся. Больше часа на одном месте провозились.

Что делать?

Тут уж совсем я разозлился:

— А ну, — говорю, — ты, Валера, толкай сзади, а я за руль сяду!

И сел, и поехал.

Раз не выехал, другой не выехал, на третий, — не по дороге, а наискосок, по травке, по кочкам, по кустам, — выехал.

Слава тебе, господи!

— А ты, оказывается, мастер…

— Ну да, особенно если учесть, что первый раз в жизни за руль сел.

— Шутишь?

— Ага, от смеха помираю.

Дальше поехали.

Кое-как добрались до фуры. Хорошо ещё, что в полях не заблудились.

Сидят мужики наши на травке, ждут.

«ЗИЛ» при дневном свете страшней атомной войны выглядит. Вокруг на дороге, на обочине декорации валяются.

Театр!..

— Слышь, Виктор, кажется, и «Кубанец» твой накрылся. Давления масла нет, и на горку заехать не мог, еле выбрались. Садись, попробуй.

Сел Виктор за руль, попробовал.

— Да, похоже, что так. Долго без масла ехали?

— До заправки тянули.

— Понятно. Жалко машину.

— Не то слово. Ехать-то сможем?

— Попробуем. Станем, значит, станем, а доедем, так доедем. Не торчать же здесь всю жизнь.

— Мужики, мы поехали, а вы пока хоть декорации в фуру сложите, а то стоим, как после бомбёжки.

— А куда поедем-то?

— Назад, в колхоз, где вчера были. Буду трактор просить или тягач какой-нибудь. Надо же фуру тащить.

Потихонечку, полегонечку добрались до колхоза. Урчит «Кубанец», тарахтит, но двигается.

Председателя в конторе не оказалось. Пришлось ждать.

Виктор ведро воды в каком-то дворе раздобыл. Умылись.

Парторг на «Ниве» подъехал. Ему вчерашний спектакль, кажется, особенно понравился. Видно было, что не по долгу службы благодарил, а от души. Даже сожаление выразил, что прошли старые добрые времена, когда банкеты устраивались, когда можно было с артистами вот так, запросто, за столом посидеть, себя показать, и всё такое прочее.

Рассказал ему обо всех приключениях. Посочувствовал он, покивал понимающе.

— Ладно, — говорит, — тягача у меня нет, а трактор я тебе дам. Вместе с трактористом.

— Вот спасибо! На сколько дадите?

— Да на сколько надо, на столько и бери. Только с одним условием: из района ни ногой. А то я потом ни трактора, ни тракториста не найду. Ты в нашем районе ещё сколько работать будешь?

— Собирался ещё восемь дней.

— Вот на восемь дней и бери. Только так: тракторист этот малость того… ну… алкаш, одним словом. Считай, что я тебе его на перевоспитание отдал. Денег ему ни копейки. Ему тут зарплата идёт, жена получит. Будешь кормить его и всё. Выпить он сам себе найдёт. Да не волнуйся, тракторист он хороший и ехать может практически в любом состоянии. Только чтоб ни на трассу, ни в другой район не выезжал. Если там его загребут, я уже ничего сделать не смогу. А в нашем районе… Да его самого здесь каждая собака знает. Договорились?

— Конечно! Огромное спасибо! Не знаю, как и благодарить. А председатель возражать не будет? У него просить не надо?

— Я тебе сказал, что делать? Вот и делай. Поехали за трактором, и уматывай поскорее, пока председателя нет. Понял?

— Понял.

Поехали на его «Ниве». Наш «Кубанец» сзади плетётся.

По дороге спрашиваю:

— Ну, трактористу платить не надо, это я понял, а вам сколько? Ну… в смысле колхозу…

— Да ладно тебе. На том свете сочтёмся. Вы ведь погорельцы теперь. Хорошо, хоть все живы остались…

— У меня ещё просьба есть.

— Ну?

— В гостиницу как можно дозвониться?

— Из правления.

— А как бы это сделать?

Молча разворачивается, едем назад в правление колхоза. Успел Виктору махнуть: останавливайся, жди.