Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

А роли для трилели в Кинешме распределяли так: берёт директор театра список актёров в алфавитном порядке и спрашивает у режиссёров:

— Сколько в этой пьесе мужских ролей?

— Четыре.

— Много. Женщинами заменить нельзя?

— Нет, никак не получается.

— Плохо! Ладно. Один, два, три, четыре… — в списке по порядку ставит напротив фамилий крестики. — Есть. Поехали дальше. Сколько в этой пьесе? — к другому режиссёру, приглашённому на разовую постановку, обращается.

— Двое.

— Уже лучше.

— А женщинами заменить?

— Так я двоих уже заменил.

— Хорошо. Ещё двое. Это будет пять и шесть.

— А в этой пьесе? — у третьего, тоже одноразового режиссёра, спрашивает.

— Было двое, я оставил одного.

— Вот и прекрасно, вот вам последний и достался.

— Так он же ничего не умеет! Я уже имел удовольствие с ним познакомиться. Он даже в самодеятельности ни одной роли не сыграл, только стихи о советском паспорте декламировал. И молодой совсем. А в пьесе — герой, серьёзный красивый мужчина, вокруг него женская любовная интрига. Дайте хотя бы другого. Ведь всего-то один мужик нужен.

— Это вы, режиссёры, теперь уж между собой договаривайтесь, я в ваши творческие дела не вмешиваюсь…

— Так кто же мне хорошего актёра отдаст?

— Не отдадут хорошего, научите плохого. Всё, товарищи, работайте!..

Вот уж в тот период в Кинешемском театре все мужики вдоволь наигрались.

Мне тогда ещё и двадцати пяти не было — выпускник, молодой специалист. На дебют в пьесе А. Вампилова «Прошлым летом в Чулимске» дали роль Еремеева — старик эвенк, семьдесят четыре года.

Это молодому актёру на дебют!

Но, правда, я всего полгода там поработал, больше не выдержал, сбежал.

Какое там творчество? Какие идеи? Какое искусство?

Искусство, как справедливо заметила в своё время Фаина Георгиевна Раневская, в Третьяковской галерее. А тут — театр.

И как было не сбежать из этого театра, когда главный режиссёр на репетиции «по складам»(!) читает ремарку автора:

— Ва-лен-тина под-хо-дит к Шам… Ша-ма-нову. — И растолковывает актёрам: — Значит так, товарищи, у нас Валентина должна подойти к Шаманову. Давайте попробуем…

Ис-кус-ство!..

Сбежал.

В Таганроге, к счастью, такого ещё не случалось.

Разные были режиссёры, но до такого, слава богу, не доходило. И актёры были разные, и хорошие, и очень хорошие, и…

* * *

Не помню чтобы Володя играл главные роли. Были не главные, но большие, были маленькие, были эпизоды.

Но, что бы он ни играл, если я видел в программке его фамилию, у меня портилось настроение.

Его голос имел только одну, неприятную, гортанную ноту. Его лицо имело только одно, окаменевшее, отталкивающее выражение, и неестественно перекашивалось, когда он начинал говорить чужой, деревянный, бессмысленный в его устах, текст автора. Его руки и ноги практически не сгибались, и, казалось, торчали в разные стороны. Он выходил на сцену и всё, происходившее на ней до его появления, рушилось, терялось, забывалось. Возникала только одна мысль: когда же он, наконец, уйдёт, и не будет мешать смотреть спектакль дальше. При этом играл он во многих спектаклях и разные роли, но всегда получалось одно и то же.

Да неужели же никто не видит, что ему вообще нельзя выходить на сцену? Неужели режиссёры не понимают, что, давая ему роли, портят, губят, проваливают свои спектакли?

А может быть, это только я так его воспринимаю?

Я выспрашивал у знакомых и незнакомых, пытался понять, но все — и режиссёры, и его коллеги, — только беспомощно разводили руками: да, он плохой актёр, хоть и закончил с красным дипломом один из лучших театральных вузов страны.

Да он же вообще не актёр! И причём тут красный диплом? Да гнать его поганой метлой из театра!

* * *

А после второго курса я бросил театральное училище, потому что пригласили меня на работу в Ивановский областной театр.

В этом возрасте всё даётся легко, и решения принимаются легко, и жизнь меняется легко. Всё ещё впереди, вся жизнь ещё впереди, всё самое лучшее ещё впереди! И хочется поскорее схватить это самое лучшее. Ждать некогда! Молодость!..

Я бросил училище и поехал работать в театр.

Ещё оказалось, что бросить училище гораздо труднее, чем поступить в него. Еле уговорил отдать документы. И отдали только потому, что всем официальную, настоящую телеграмму в нос тыкал: «…приглашаетесь работу актёром, проезд, подъёмные, проживание оплачиваем…». В конце концов, уговорил. И — в путь.

Новый город в самом центре, в самом сердце России, новый театр, где всё будет в первый раз, новые знакомства, первые настоящие роли, новая жизнь! Всё старое позади! Всё заново, всё сначала!..

А-ах!..

Сколько, вы думаете, я встретил в первый же день в новом, незнакомом городе, знакомых, примелькавшихся лиц? Причём, с некоторыми был не просто знаком прежде, а даже дружен, бывали друг у друга в гостях.

Одного? Двух?

Нет!

Семь человек!

В первый же день!

Тесен театральный мир, ой, как тесен!

Кто-то, так же, как и я, приехал из Таганрога на работу в новый город, в новый театр. Кто-то, кто работал прежде в Таганроге, или Ростове, оказался здесь в это время на гастролях.

Вот тебе и новая жизнь! Со старой компанией.

Оказался в этой компании и Володя.

Встретив его случайно в холле гостиницы, я в первый момент даже растерялся. Уж никак не хотелось видеть его в числе будущих партнёров в Ивановском театре. Но, узнав, что он работает в другом театре, а в Иваново лишь на гастролях, я успокоился и даже порадовался за Таганрогский театр. Не увидит его больше на сцене таганрогский зритель, не будет мучиться.