Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

А Иван Петрович, оказывается, ни кто иной, как самый настоящий кот. Только не из тех, что мышей ловят и по крышам гуляют, а из тех, домашних, холёных, которым кошечек на руках приносят, которые и урчат душевно, запрыгнув к вам на колени, и разваливаются перед вами, задрав лапки, чтобы им животик погладили, но, если что им не понравится, то и поцарапать могут, а если поцарапать не получится, то выйдут потихоньку в прихожую и, пока вы там философствуете, в туфель вам… В общем, понятно, что за котяра.

Улыбнулся Иван Петрович самодовольной улыбкой, других, мол, секретарш не держим, кивнул ей: иди работай, всё нормально. Та скрылась, а он всё по телефону разговаривает. Не столько разговаривает, сколько слушает. То поурчит в трубочку, то мяукнет ласково. Понятно, что не по служебной надобности, не деловой разговор у него. Жестом присесть напротив предложил. Я сел, оглядел кабинет, с девицей-доберманкой переглянулся. Она с любопытством смотрит, улыбается. Не догадывается, глупая, какого чёрта я сюда припёрся.

Закончил Иван Петрович свой разговор, облизнулся, на меня маслеными глазками уставился.

Тоже улыбаюсь:

— А у меня к вам письмецо…

Он читать начал. Видно, долго не мог понять смысл письма. Ведь просители так в кабинет не врываются. Наконец, понял. Усы шевельнулись, в глазах молнии блеснули, кажется, даже хвост за креслом завилял воинственно.

А мы с девицей улыбаться продолжаем, переглядываемся, как будто мне этот билет вовсе и не нужен. Она даже глазки строить мне начала. У неё точно период как раз тот самый, собачий, по глазам видно. И в атмосфере вокруг неё как будто дух особый витает. В пору стаю собирать.

Протянул мне Иван Петрович назад письмо, лапой усы разгладил, покачал головой отрицательно:

— Ничем помочь не могу.

— Я всё понимаю, Иван Петрович, только тут дело такое, без вас не обойтись…

Специально так говорю, чтоб девица не сразу догадалась о чём речь, и к ней же обращаюсь:

— Правда же, ну как нам без Ивана Петровича?

Она смеётся, соглашается.

— Мне разведка ещё вчера доложила, что два точно есть, и я даже знаю где. Но без вас — никак.

Специально слово «билеты» не говорю. Как будто мы о чём-то очень серьёзном и большом шутя договариваемся.

— Да вы что, откуда, ещё и два. Не-ет…

— А мне два и не надо. Только один.

Он уже явно злиться начинает. Тут, можно сказать, суп у него на блюдечке, и коньяк с лимончиком, а тут я.

Понимаю, как он жалеет, что хрюшу свою отпустил. Она бы меня сейчас вмиг, с визгом, одним пятачком вытолкала. Но самому выгонять, да ещё при девице, всё-таки неловко.

Стараюсь не упустить инициативу:

— Точно-точно, мне только один. А есть целых два. Готов спорить. Если не верите, — позвоните…

— Но…

— Позвоните-позвоните! Ну что вам стоит кнопку нажать!..

Хвост всё сильней виляет. Скоро царапаться бросится. Но всё же чуть заколебался. Доберманка глазищами блымает, принюхивается, ещё ничего понять не может.

— Уговорим Ивана Петровича позвонить? Ну, просто позвонить, а?..

Кивает, соглашается.

Он усмехнулся, лапу к селектору потянул, нажал кнопочку.

— …в восьмой кассе… — слышится на весь кабинет обрывок фразы кассирши на другом конце провода.

Теперь-то доберманка, видно, поняла, что мне надо, но интерес не потеряла, улыбается, ждёт, что дальше будет. И котяра Иван Петрович тоже, как будто улыбается, добреньким перед ней хочет показаться. А хвост виляет.

— Слушаю, Иван Петрович… — кассирша отзывается.

И тут что он, мерзавец, делает: снимает трубку, щёлкает на селекторе рычажок и трубку к уху подносит. Это, чтобы на весь кабинет её ответы не было слышно. И кошачьим своим голосом спрашивает:

— Что на Москву осталось?

Всё, думаю, пропал. Неважно, что она ответит, он всё равно скажет — нет.

Вдруг из кресла, как будто что-то меня ужалило. Сам не знаю, как получилось. Подскочил я, через его стол перегнулся, и тот рычажок на селекторе — щёлк.

— …два, которые вы оставляли. Я их Татьяне в четвёртую отдала. Я думала вы знаете… — звучит на весь кабинет.

— Понятно, — говорит он. — Будешь наказана.

— Но Иван Пет…

— Всё.

Кнопку на селекторе нажал, трубку положил.

Доберманка улыбается, я сияю: вот, мол, я же вам говорил. У вас, скажем, секретарша цербер исключительный, а у меня разведка хорошо поставлена. Он грустно на меня смотрит, как будто я его миску по-собачьи пометил и вовремя в сторонку отошёл. Но деваться-то некуда. Поцарапал он коготками по столу, и:

— Ладно, — говорит, — идите. Скажите, что я разрешил.

— Спасибо. Только вы уж позвоните ей, скажите, а то ещё не даст.

— Даст, уж вам-то точно даст. Идите, а то не успеете.

И, как будто даже улыбнулся от собственной доброты.

А мне ещё и покуражиться приспичило: подошёл к его доберманке, руку протянул, она мне лапку свою, я наклонился и над её заголённым коленом лапку эту чмокнул.

— И вам спасибо. До свидания.

У неё от такого неожиданного обращения даже юбка выше задралась. Точно период у неё тот самый.

Я ещё и в приёмной задержался, попрощался с хрюшей:

— Спасибо. До свидания.

Она мою счастливую улыбку видит, тоже улыбается, глазками своими свинячьими стреляет, кокетничает:

— До свидания.

Похрюкал бы с ней ради куражу, да некогда, бежать надо.

В кассе воробышек, только меня увидела, спрашивает:

— Ну, что?

— Всё нормально, он разрешил, давайте. Я вас не подвёл, про вас ничего не говорил.

— Могли бы и сказать, ничего страшного. Давайте паспорт.

Шустренько билет выписала, протягивает.

— Танюша, а если бы я вас обманул? Если бы он не разрешил, а вы билет выписали, вас бы сильно наказали?

У неё клювик от удивления открылся, испугалась, и крылышко с моим билетом задержала. Пришлось успокаивать:

— Да нет, он разрешил. Честное слово, разрешил. Но, если бы я вас обманул, что было бы?

Подумала, крылышками пожала:

— Да ничего бы не было. Осталось бы в самолёте два пустых места. Если, конечно, пилоты кого-то из своих не взяли. Бегите, а то уже пассажиров к самолёту повезли. Пешком добираться будете. Спросите там, к какому самолёту.

— Спасибо вам. До свиданья.

— Счастливо…

Ещё и крылышком на прощанье махнула.

Уж не знаю, кем я в этом эпизоде выглядел. Себя со стороны не видно.

Во всякие гороскопы, предсказания я не очень верю, не интересуюсь ими. Знаю только, что родился в год Петуха под созвездием Рака. Говорят, сочетание неблагоприятное. Может быть и так, но иногда всё же везёт, когда очень нужно.

В Москву прилетел, пришёл в министерство, а там зубры с кабанами сидят…

Но это уже другая история.