Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Честно, добросовестно просмотрел столичный режиссёр всё, что можно было, и сказал (не всем, разумеется, сказал, а в очень тесном кругу):

— Насчитал я у вас, ребята, из всей труппы шесть человек актёров, с которыми можно работать. Разумеется, на мой взгляд. То есть, с кем я стал бы работать. Должен сказать, что для провинциального городского театра это довольно много. К сожалению, ни одна чеховская пьеса на такой состав не расходится. Мне понравился город, очень понравилось помещение театра, я с удовольствием поработал бы здесь, но сами понимаете… Мне нет смысла ставить плохой спектакль. А просто поучаствовать в фестивале, пусть он был бы даже во много раз престижнее, для меня это уже пройденный этап. Таким способом зарабатывать имя мне уже не нужно, по крайней мере, здесь. Так что с удовольствием приеду, когда вы сможете сформировать нормальную труппу, а пока уж извините…

И уехал.

Он-то уехал, а вы, если вы главный режиссёр, остались. И что вам остаётся делать?

Правильно. Работать, работать и работать. Формировать труппу, воспитывать актёров, добиваться строгой, жесткой дисциплины…

Это на кухне за ужином, за пивом хорошо об этом рассуждать, а на деле…

Если посторонний человек, не имеющий к театру никакого отношения, захочет попасть в храм искусства в неурочный час без всяких на то оснований, просто потому что ему захотелось, пустит его вахтёр или нет?

И калитку открывать не станет.

А если вы актёр этого театра и вам среди ночи, после обильного возлияния, захотелось показать театр своим друзьям-собутыльникам? Что сделает вахтёр?

Но может и не пустить.

А если вы работаете в этом театре уже не один год и в приятельских отношениях с вахтёром, и он даже восторгается вашим талантом? Может он вас не пустить?

Ещё бы, пусть попробует!

И причём здесь инструкции, и причём здесь самые строгие приказы о распорядке дня, трудовой дисциплине и пребывании в театре посторонних? Да и за что тут вахтёра наказывать? Ну, зашли, ну, походили, посмотрели, ну, посидели в гримёрке. Пили не пили — неизвестно, может, те бутылки ещё с прошлого банкета там валяются. Может, это реквизит для спектакля. За что наказывать? Все свои люди. Ведь ничего не случилось. Зачем зря людей обижать? Ведь так они и любить вас перестанут.

А если вы актёр, и вам во время спектакля, когда вы на сцене полны чувств, и весь зал, затаив дыхание, следит за вашими переживаниями, вместо положенной в определённом месте шестой сонаты Бетховена включили рок-н-ролл?

Как вы себя почувствуете?

Но радист, который включил не тот магнитофон, ваш хороший товарищ, и вы вчера так прекрасно покутили, и договорились сегодня продолжить? Конечно, потом, между рюмками, вы что-нибудь скажете ему по этому поводу, но непременно будете защищать его перед помощником режиссёра и уговаривать не писать докладную. Ну, в конце концов, ошибся человек, с кем не бывает. Да и помощник режиссёра после спектакля с вами, за тем же столом.

А то, что вы из-за этого рок-н-ролла не доиграли сцену и провалили её, а из-за неё полетел в тартарары весь спектакль, и зритель ушёл, так ничего и не поняв?

Но причём тут зритель? Это дело внутреннее, закулисное. Зрителю об этом и знать не нужно. Не его это (собачье) дело, что там должно было быть и чего не было.

Но уж если вы, допустим, не любите, презираете, ненавидите своего партнёра, считаете его полной бездарностью, обузой для театра и вообще прихвостнем главного режиссёра, а вдруг во время спектакля, как будто с его стороны перегарчиком потянуло. Так, так, так… То ли он клея много намазал, когда бороду клеил, то ли действительно?

Оставите вы без внимания такой случай? Ведь и так сволочь, а ещё и пьёт! Куда помреж смотрит?!

Нет, тут уж без докладной не обойтись. Тут должна восторжествовать справедливость!

И пусть потом доказывает, что запах не от него, а от клея. Докажет, не докажет — не важно, тут оба варианта хороши.

Если реакции со стороны руководства на этот вопиющий, можно сказать, случай не будет никакой, то есть ни приказа о наказании, ни публичного побивания камнями, значит, покрывает главный режиссёр своих любимчиков. Что же тогда получается? Одним всё дозволено, а другие должны терпеть такое безобразие? Несправедливо!

А если будет строгий приказ, принародное покаяние виновного, гром и молнии главного режиссёра — тоже неплохо. Значит, не творчество для него важнее, а то, что вокруг этого творчества происходит. Ему бы в казарме за дисциплиной следить, а не в театре искусством заниматься.

Если же главный режиссёр ещё и защищать этого лизоблюда начнёт, мол, ничего не было, вам просто показалось — совсем прекрасно. Всем видна будет его низменная, бездарная режиссёрская сущность. Наглядно будет, что не только творческий процесс, но и дисциплину напрочь развалил в театре. Окружил себя пьяницами, о творчестве думать некогда. Да и вообще, какой он после этого будет главный? Он же просто — главнюк.

А что? У нас теперь, слава богу, демократия.

А если бы вы в подобной ситуации оказались на месте главного режиссёра? Разве чужды вам человеческие эмоции? Разве не хочется иногда откровенно врезать по морде (по лицу) или хотя бы поступить, как у Антона Павловича: «…устроить себе какую-нибудь гнусность, подлость, чтоб не только мне, но и всем противно стало… Все подлы, и я буду подл…»?

Ну, как там пиво? Ещё не пора? Это я теперь к тем обращаюсь, кто с театром знаком только со стороны фасада, то есть проходил как-то мимо и случайно узнал, что это за здание.

Ведь не придумано, сам не раз сталкивался, первый раз ещё в советские времена, когда культуру чуть ли не насильно в массы двигали.

В Таганроге сажусь в такси:

— К театру, пожалуйста.

— К какому? — невозмутимо спрашивает таксист.

Удивляюсь:

— У нас в городе, к сожалению, только один театр.

— Тю! Ты шо?.. — что-то среднее между удивлением и возмущением.

— Извините, а сколько же?

Идиотам сложные истины объясняют мягче:

— Много. «Рот-фронт», «Октябрь», «Комсомолец», «Смена»…

— Так ведь это кинотеатры.

— Ну!..

— А мне к театру. Драматическому театру имени Чехова.

Он подозрительно:

— И где оно такой?

Именно «оно» и «такой»!

— Рядом с КГБ.

Таксист хмурит брови, почти с обидой и уже «на вы»:

— Так бы сразу и сказали, что в КГБ везти.

Повторяю, не придумано это. Слово в слово записано. Но как символично, но как показательно.

А сколько раз приходилось быть свидетелем или участником следующих диалогов:

— Вы в театре давно были?

— Ой, давным-давно.

— А что смотрели?

— Ой, не помню.

— А когда последний раз были?

— Ой… Кажется, ещё когда в школе училась. Водили нас… Хотя нет, после школы вроде тоже была…

— Ну, хоть что-нибудь запомнилось? О чём был спектакль или кто-нибудь из артистов, или какой-нибудь эпизод…

— Нет, не помню. Кажется, пиво в буфете пили…

Вот потому-то здесь о пиве и речь.

Впрочем, если до сих пор книгу не закрыли, значит, потопаем дальше. До конца главы немного осталось, терпите.