Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Его звали Володя. Он был актёром театра.

Мы не были дружны, почти не были знакомы. Здоровались при встрече и всё.

Но когда он в каком-либо спектакле появлялся на сцене…

* * *

Есть актёры, которые из любой роли, из любого, самого маленького, эпизода могут сделать конфетку. И так сыграют, что от всего спектакля остаётся в памяти только эта роль, этот эпизод.

Конечно, такое под силу лишь большим мастерам, талантам, гениям. Но не любят они, мастера эти, играть маленькие роли. В кино ещё куда ни шло, — отснялся за один день, и забыл, а в театре…

Ради двух минут пребывания на сцене тащиться на работу, переодеваться, гримироваться, да ещё, чего доброго, ждать конца спектакля, чтобы потом на поклон выходить. Ведь положение обязывает аплодисменты принимать, просто так не уйдёшь.

Нет уж, если играть, так играть, а на эпизоды попроще актёры найдутся. Да и тем актёрам, что попроще, две минуты на сцене рядом с мастером поработать — уже честь.

Действительно, не всем же гениями быть. Кто-то и «кушать подано» играть должен.

Среди актёров даже градация такая есть, неофициальная, правда: актёр второго плана, мастер эпизода. Но в этом случае, обычно, «мастер» говорят, чтоб не совсем уж обидно было.

Впрочем, такое возможно лишь в нормальном, а точнее, идеальном театре, где «Горе от ума» на труппу расходится. Но в классическом варианте, без всяких там режиссёрских экзерсисов и творческих извращений. По этой пьесе в идеальном театре и труппа набирается, именно в этой пьесе практически все классические актёрские амплуа выписаны.

Только где ж вы в провинции идеальный театр найдёте?

Встречаются хорошие, но не очень, бывают даже неплохие, но идеального, даже нормального театра, в смысле подбора актёров, и представить себе трудно.

Чаще всего не только «Горе от ума» не расходится, а и «Репка» с большой натяжкой. Дед с Бабкой обычно находятся, а вот Внучка, Жучка, и даже Мышка — с трудом. Приходится в этом случае всей труппе пыхтеть без всяких амплуа. Сегодня Гамлета играешь, а завтра вчерашнему могильщику алебарду подаёшь. Тут уж не до мастерства, не до таланта, не до всяких там градаций. Тут все актёры только на мужчин и женщин (и то условно) делятся.

И сколько по стране таких театров!

Есть, например, в Ивановской области, на берегу великой русской реки Волги, маленький, забытый богом, грязный, полупьяный городишко. Называется — Кинешма*.

Населения там, кажется, около ста тысяч, да половина этого населения либо отсидевшие здесь же, потому что и в самом городе и вокруг него зоны, как грибы после дождя разбросаны, либо высланные сюда из столиц за пьянство, за дебош, за проституцию.

Была раньше такая форма наказания — высылка за трёхсоткилометровую зону от столицы. А Кинешма, как раз, за триста с лишком километров от Москвы и находится.

Места, конечно, красивые, лесные. Бывал когда-то в этих местах Александр Николаевич Островский. Кажется, даже собственное имение у него где-то здесь было. Говорят, что некоторые свои гениальные пьесы о жизни столичного Замоскворечья он именно в своём имении и написал. Может быть, действительно так и было. Только, что ж это он всё о столице писал, а о здешних местах не удосужился? Видно, не нашёл здесь подходящего сюжета, не увидел в этих местах своей изюминки. А о самой Кинешме, кажется, вообще у него нигде ни слова.

Но есть в этом городишке драматический театр. А уж, коль бывал тут где-то поблизости Островский, то и театр, естественно, его имени. И обязательно его пьесы постоянно в репертуаре. Ну, примерно, как в Таганроге с Чеховым.

После окончания театрального училища сослали меня по распределению, как молодого специалиста, в эту самую Кинешму.

За что сослали?

Да так, за всё хорошее. Уж больно ершистым максималистом был я в годы учёбы. И учился как-то не по-человечески, не так, как положено. Хоть с успеваемостью, с оценками всё нормально было, а всё равно не по-людски. И поступил официально в училище сразу на второй курс, да потом, после второго же курса, и бросил. А через восемь месяцев опять восстановился, да на свой же курс, чтобы времени не терять и долго в студентах не засиживаться. Кто-то из педагогов к этому нормально, спокойно относился, а кого-то такое творчество раздражало. В общем, в итоге получилось, что официально в училище числился я один год и четыре месяца. Но диплом получил, и тут уж те, кого моя учёба раздражала, отыграться решили: если ты такой больно умный, талантливый, то и поезжай в тьму-таракань.

Одно название чего стоит — Кинешма?

Долго я думал, гадал, откуда же слово такое появилось, а когда приехал, увидел городишко, сразу и объяснение появилось.

Есть такой поезд: «Москва — Кинешма». На нём я и приехал. Вышел из вагона, глянул дальше, вдоль железнодорожного полотна, и всё понял — тупик. Рельсы кончились, дальше ехать некуда — всё, точка. Отсюда, наверное, и название получилось. Кинешма — это: кинешь, и — ма, нетути, всё, сгинуло.

Кругом леса, впереди Волга. Хочешь, топись, как «луч света в тёмном царстве», хочешь по лесам броди, как Счастливцев с Несчастливцевым у того же Александра Николаевича. Даже страшновато стало.

А когда с театром познакомился, совсем тоска взяла, захотелось по-волчьи повыть, по-лесному.

Встретили-то хорошо, с радостью, с распростёртыми, можно сказать, объятиями. И здание театра прекрасно выглядит, современной постройки: стекло, бетон. И гримёрки уютные, с большими зеркалами, ковровыми дорожками, на одного, на два человека. И зал в театре прекрасный. И жильё мне, как положено молодому специалисту, меньше чем через месяц предоставили. Правда, на пятом этаже, но с видом на женскую зону. В окошко хорошо видно, как они там, за забором, строем в косыночках ходят, и поют: «Через две, через две зимы…»

Это я не шучу, это я просто правду рассказываю.

А в труппе театра шесть особей мужского пола. Я седьмым оказался. Причём, четверо из них не то, что без театрального, или хотя бы гуманитарного образования, вообще без какого бы то ни было. Восемь классов — и всё, тупик, кинешь — ма! В школе в самодеятельности поучаствовал, вот тебе и театральное образование, и опыт, и прямо в труппу театра пожалуйте.

Ну, женщин-актрис, разумеется, хватает, даже чересчур, но тоже, как в любом театре, почти все поголовно благородные матери. Но слегка. Не в смысле — слегка матери, а в смысле благородства фактуры. Ни героини молодой, ни инженю.

И как при таком раскладе играть Островского?

Играли!..

И не только Островского — Гоголя, других классиков, даже Шиллера. И о Дон Жуане спектакль был. Правда, Дон Жуан, по пьесе женщиной оказался. Естественно, женщина его и играла.

Да ещё и трилели получались!

Трилель — это когда три спектакля могут играться одновременно в разных точках. Для гастролей обычно делается. Один спектакль в одном месте, другой в другом, третий на стационаре.

___________________________________
* Вот набрал на компьютере это название, а программа проверки орфографии его сразу и высветила — ошибка, нет такого слова. Есть! Есть он, болезный, стоит себе. Куда денется?..