Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Зачем меня всю жизнь лечили?

Нет, не подумайте, что я всю жизнь болел, вовсе нет, но ведь приходилось же обращаться.

Так зачем они меня лечили? Причём, по их мнению, совершенно бесплатно, то есть даром.

Конечно, мелкие непредвиденные расходы выпадали и на мою долю. Лекарства, бинты, вату приходилось покупать. Правда, всё это было дефицитом, всё из-под полы, всё втридорога. Ну, ещё шприцы большой проблемой были. Не те, которые теперь, а те, которые тогда. Их совсем непросто было достать. Не купить, не приобрести, и даже не найти, а именно достать. И перед уколом их обязательно нужно было кипятить в кастрюле, а иголки затачивать мелкой наждачкой, потому что эти иголки были ужасно тупые и никак не хотели встревать, куда им полагается.

А уж личным аппаратом для измерения давления могли похвастаться только родственники тех самых бесплатных врачей или особо одарённые, в смысле доставания, граждане. Но мне повезло, я этот аппарат купил в Азербайджане, в туалете железнодорожной станции Дебенды у посиневшего русского алкаша. Думаю, что он был ворованный. Не русский алкаш в Азербайджане, а аппарат для измерения давления. И вёз я этот аппарат, несмотря на отсутствие таможни (тогда и слово-то «таможня» казалось далёким, экзотическим и ассоциировалось лишь с фильмом «Белое солнце пустыни»), упрятав на дно чемодана и опасаясь: а вдруг не положено, а вдруг отберут.

Потом оказалось, что одним этим аппаратом измерить давление нельзя. Для этой процедуры необходим ещё и стетоскоп, который я через несколько лет с успехом выклянчил в обмен на магнитофонную бобину с записью Высоцкого у гинеколога «Скорой помощи» в гостинице города Красноярска.

А вот мумиё тогда привозили прямо с Алтая. И здоровые бородатые ребята, называющие себя альпинистами и выглядевшие как что-то среднее между грузчиком винного магазина и младшим научным сотрудником, держали на него такую цену, которая позволяла им не только приобретать полное альпинистское снаряжение, но и безбедно жить весь период между своими восхождениями.

Но все эти расходы ерунда по сравнению с тем, как они меня лечили.

Мы оба, то есть и я, и они, прекрасно знали, что от всех болезней помогает только одно универсальное лекарство, которое не пишется по-латыни и называется очень просто — больничный лист. Все другие лекарства тоже иногда лечат, но очень избирательно, то есть, если лечат одно, то обязательно калечат другое. Но им же надо было показать, что они понимают больше меня. И они писали по-латыни, а я покупал лекарства. И пил их, и колол, и прикладывал. И в таких количествах, что организм с трудом выдерживал эту атаку.

А вот больничный лист для любого организма был в строго регламентированных дозах. ОРЗ — три дня, грипп — неделя, перелом кости — двадцать один день. И ты здоров, иди работай.

Сегодня я уже не спрашиваю: как и почему, сегодня меня интересует — зачем?

Зачем они меня лечили?

Лечили с первого дня моей жизни, с первой минуты, и даже раньше, когда я был ещё не я, и не мог им возразить.

Ну, зачем они меня оттуда вынули? Чтобы потом всю жизнь посылать обратно?

Но я же, находясь там, ещё не знал, как у них здесь.

Если бы я знал, я бы никогда в жизни, я бы не то, что сам, я бы и внукам своим, и правнукам наказал: ни головой, ни ножками, ни бочком, ни пуповиной, ни через кесарево, ни в коем случае. Сюда, вот именно сюда, туда, где я оказался, — ни в коем случае. В любое другое место — пожалуйста, хотя там тоже, чёрт его знает, но сюда точно никаким боком не надо.

Но это я понял гораздо позднее, а тогда, даже если бы они спросили, и даже если бы я смог им ответить, то, скорее всего, согласился бы с ними, и появился там, где меня угораздило. Я ведь не знал, что они будут меня лечить, и до сих пор не могу понять, зачем они это делали.

Но они, видимо, знали, что я ещё ничего не знал, и сразу стали не только лечить меня, но и учить. Причём учить так же бесплатно, как и лечить, то есть совершенно даром. В этом, мне кажется, и заключалась наша с ними главная проблема. Они ведь думали, что учиться я буду так же, как они лечат. То есть, если мне от врача нужно только одно лекарство — больничный лист, чтобы не работать, то им нужно заставить меня работать, и для этого достаточно написать что-нибудь умное по-латыни.

А лекарств всё равно нет, и взять их негде.

Им даже в голову не приходило, что я эти лекарства найду, достану, выкопаю из-под земли, и буду пить, колоть и прикладывать. Если бы они это знали, то по их расчётам, я не то, что жить, родиться не мог.

Отсюда вывод: меня вообще не должно было быть, потому что, если бы мы с ними вовремя обо всём догадались, то первое: я бы сам никогда не родился, потому что боже упаси; и второе: они бы очень серьёзно задумались, прежде чем помогать мне в этом нелёгком деле.

Но вопреки всему я родился, и они мне сказали:

— Вот это белое.

— Да, — согласился я. — А это что?

— О, это чёрное.

— Понятно.

И мы были очень довольны друг другом.

Ещё они мне сказали:

— Нужно всегда говорить правду.

— Понятно, — ответил я.

— А воровать нельзя.

— Хорошо, я воровать не буду.

— Молодец, — обрадовались они. — Но если украдёшь, то сразу приди и расскажи.

— Так если нельзя, как же я смогу?

— Ну, мало ли…

— Мне что-то не совсем понятно. Если нельзя, то разве можно? — переспросил я.

— Потом поймёшь. Пошли дальше.

И мы пошли дальше. Они же не думали, что я ещё и жить буду так, как они меня научат. Им это и в голову не могло прийти. И они продолжали меня лечить и учить.

— Нужно честно трудиться и приносить пользу обществу, — сказали они.

— А что такое общество? — спросил я.

— Это все мы.

— И я тоже?

— Ну, в принципе, да… Можешь им быть, если станешь достойным членом нашего общества.

— Кем, простите?

— Членом общества.

— Извините, а других вакансий у вас нет?

— Пока нет. Вот научишься жить, принесёшь пользу, тогда посмотрим. Пошли дальше.

И мы опять пошли дальше.

Они говорили мне о том, что нужно уважать старших, защищать слабых, любить детей, любить и уважать женщин, защищать любимую Родину, и тогда все будут уважать, любить и защищать меня.

— Как хорошо, как мудро всё устроено, — радовался я, усваивая их науку.

Но они, наверное, думали, что я слепой, глухой и очень глупый. Может быть, именно поэтому они продолжали меня лечить. Но ведь я был не слепой, не глухой и, как мне кажется, не совсем глупый. Выходя на улицу после занятий, я смотрел по сторонам, всё видел, слышал, и очень сильно удивлялся.

Но вот пришёл день, когда они решили, что уже научили меня, выдали аттестат зрелости и сказали:

— А теперь живи.

Я тогда ещё не всё понял, и осторожно спросил у них:

— А как жить?

Они очень удивились и спросили у меня:

— Ты что, больной?

— Не знаю, — ответил я так, как они меня учили, то есть честно.

Они удивились ещё больше, и стали ещё сильнее меня лечить.

Но я уже не хотел, чтобы меня лечили, я хотел, чтобы меня научили жить, и попросил их об этом, потому что больше просить было некого.

В итоге, кроме аттестата зрелости, у меня появилось ещё два диплома. Это не шутка, это факт, подтверждённый документами.