Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

— Сегодня я сделал два открытия, — вдруг тихо заговорил Сидор Петрович, ни к кому не обращаясь. — Первое, что наше государство на грани катастрофы. И второе… — он поднял голову, увидел победную улыбку сержанта, и замолчал.

— Продолжайте, продолжайте, гражданин Семёнов, — ещё шире улыбнулся сержант.

Сидор Петрович опустил голову, отвернулся, и продолжил, глядя в окно:

— И второе, что мы все приложили максимум усилий для того, чтобы эта катастрофа произошла как можно скорее. Чем это обернётся ещё неизвестно, но это уже началось.

— Что вы имеете в виду? — насторожился сержант.

Сидор Петрович не ответил.

— Ладно, — сказал он. — Вам трояк нужен? Я сейчас принесу.

— Вот это другой разговор! — громко обрадовался седой и хлопнул себя по другому колену.

— Трояк ваш нам не нужен, — назидательно заговорил сержант. — Контролёры задержали вас за безбилетный проезд в автобусе. Вы обязаны уплатить штраф…

— Да заплачу я, — махнул рукой Сидор Петрович. — Только с собой у меня, конечно, нет, но я сейчас принесу.

Он взял на руки Аннушку, пластинки и хотел выйти, но в дверях ему преградил дорогу Коля.

— Вы что-нибудь оставьте, а то потом ищи-свищи, — весело сказал сержант.

Сидор Петрович положил на сиденье пластинки, аккуратно поправил их, взял одну с надписью «Теремок», отдал её Аннушке и вместе с ней молча вышел.

Первая мысль, которая пришла ему в голову по дороге домой, — не возвращаться. В конце концов, что он терял? Тридцать пять копеек? Пластинки, которые наверняка можно купить завтра в том же магазине, по той же цене? Конечно, никто не стал бы его разыскивать из-за трёх рублей, и уж совсем маловероятно, что в ближайшее время он мог встретиться с этими контролёрами.

Но дело было не в деньгах и даже не в пластинках. Они всё же были ему дороги. Дело было в принципе.

Как ни противно, как ни унизительно чувствовал себя Сидор Петрович, он решил, что не может, не имеет права не вернуться.

Придя домой, он помог Аннушке снять ботинки, а сам, не снимая обуви и не заходя на кухню, где позвякивала посудой Таня, и откуда доносился притягивающий запах жареного мяса, прошёл в комнату, подошёл к шкафу, достал из-под стопки глаженого белья деньги, взял из них три рубля, на другой полке нашёл свой паспорт и, буркнув Аннушке: «Скажешь матери, что я сейчас вернусь», — вышел.

Уже подходя к остановке, он увидел, как из микроавтобуса выскочила заплаканная молодая женщина и, прикрывая лицо платком, медленно пошла, не глядя под ноги, прямо через большую грязную лужу.

Сидор Петрович остановился, дождался, пока она прошла мимо него, и лишь после этого двинулся дальше.

— Я, что ли, её беременной делала? Взяли моду сразу сопли распускать!.. — услышал он, открыв дверцу и поднимаясь в микроавтобус. — От кого забрюхатела, тот пусть и платит за неё, — продолжала возмущаться Маня, рассматривая бланк больничного листа, видимо, оставленный заплаканной женщиной.

Её возмущение явно доставляло удовольствие остальным. Они улыбались, а пучеглазая старуха подхихикивала.

Сидор Петрович заметил, что одна из его коробок с пластинками лежит рядом с сержантом, другая в руках у седого, остальные разбросаны по сиденью.

— Вот, пожалуйста, — протянул он сержанту паспорт.

Сержант раскрыл его, взял вложенные Сидором Петровичем три рубля и, возвращая одной рукой паспорт, а другой протягивая деньги старухе, сказал:

— Это не мне, это контролёрам.

— Нет, вы, пожалуйста, прочтите, — попросил Сидор Петрович.

Сержант пожал плечами, полистал паспорт, и удивлённо уставился на Сидора Петровича.

— Прочтите, прочтите.

— Заяц Сидор Петрович. Ну и что?

— Ничего.

— Заяц, он и в Африке заяц, — вдруг глубокомысленно изрекла Маня, и осторожно потрогала свой прыщик.

Все, кроме Сидора Петровича, заулыбались.

Сержант взял коробку с пластинками и вместе с паспортом протянул Сидору Петровичу.

— Возьмите.

Пучеглазая старуха, всё это время считавшая на коленях талоны, сгребла отсчитанную пачку, в несколько приёмов разорвала её и тоже протянула.

— И это возьмите.

— А это зачем? — удивился Сидор Петрович.

— Это вместо квитанции.

— Понятно. А квитанции нет?

— А ты что, авансовый отчёт писать собрался? — угрожающе спросил седой, и расправил плечи.

Одна из коробок с пластинками до сих пор была у него в руках.

— Нет, я просто так спросил, — ответил Сидор Петрович.

— Ну и двигай своей дорогой, если просто так.

Седой швырнул коробку на сиденье.

— Да-да, конечно, — кивнул Сидор Петрович, взял паспорт и разорванные талоны. — Только у меня к вам просьба…

— Чего ещё? — седой был явно недоволен.

— Вы возьмите, пожалуйста, вот это, — протянул Сидор Петрович ему коробку, и повернулся к сержанту. — И вы тоже, пожалуйста, возьмите. А это вам, — он протянул коробку пучеглазой. — И вам тоже, — положил следующую коробку Мане на колени. — А это передайте, пожалуйста, Коле, — положил сверху ещё одну коробку. — Только не подумайте чего, это не взятка, — это… просто так, из уважения. Не отказывайтесь, пожалуйста. Это интересно, честное слово, очень интересно. Правда, они очень дешёвые, всего пять копеек. Каждый комплект — пять копеек, но это ничего не значит, вы всё равно послушайте. Обязательно… До свидания… Нет, лучше прощайте. Спасибо, и прощайте…

Сидор Петрович вышел, аккуратно прикрыл дверцу и, держа в одной руке оставшиеся коробки, а в другой комок измятых, разорванных талонов, пошёл домой.

С этого всё и началось.

5

Продолжение было за ужином.

— Я тебя очень прошу — не спрашивай. Сейчас, пожалуйста, не спрашивай. Я тебе всё расскажу. Сегодня же всё расскажу, только не сейчас, хорошо? — сказал Сидор Петрович, когда Таня встретила его в прихожей.

— Как хочешь, — фыркнула она, и ушла на кухню.

Аннушка просила починить проигрыватель, поставить «Теремок», но Сидору Петровичу было не до этого. Он нашёл в кладовке проигрыватель, принёс его в комнату, долго рассматривал, потом попытался объяснить Аннушке, что ремонт слишком сложный, и сегодня ничего не получится.

Аннушка не понимала, просила включить.

В конце концов, он хлопнул крышкой, убрал проигрыватель на шкаф и ушёл на кухню.