Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

В театре Сидору Петровичу нравилось всё: и просторное фойе с множеством зеркал, и небольшой, но очень уютный зал буфета со сверкающим паркетом и расписным потолком, и мягкие уютные кресла в зрительном зале, и, конечно же, спектакли. Даже если спектакль был откровенной халтурой и в нём дешёвыми трюками пытались развеселить публику, либо помпезностью и многозначительными паузами подчёркивали значимость изображаемой трагедии и спектакль был скучен до похрапывания в зале, Сидор Петрович смотрел его с удовольствием. Были у него и любимые артисты, и любимые места в зале, и не было у него в театре ничего нелюбимого.

Несмотря на такую слепую и самозабвенную любовь, Сидор Петрович всё же достаточно хорошо знал историю театра и драматургии. По крайней мере, мог определить, к какому из трёх основных направлений, как тогда утверждали критики, Шекспировскому, Чеховскому или Брехтовскому, относится данная пьеса, и вполне аргументированно мог поспорить об основных отличиях школы Станиславского от школы Мейерхольда.

Одним словом, Сидор Петрович вполне мог считать себя представителем той части местной интеллигенции, которая посещает все премьеры, спорит о путях и методах развития театрального искусства, и с чувством особого превосходства смотрит на обычного, рядового зрителя.

Правда, спорить было не с кем.

Что же касается чувства превосходства, то с каждой премьерой зрителей в зале оказывалось почему-то всё меньше и меньше. Это вызывало, скорее, чувство недоумения и сожаления у Сидора Петровича, и величайшего равнодушия у артистов, выходящих на сцену.

«Да как же люди не понимают, что без театра нельзя?! — думал Сидор Петрович перед началом спектакля, оглядывая полупустой зал. — Ну, хорошо, пусть у нас театр не самый лучший, но у нас есть хорошие артисты. А артисту нужен зритель! Как же не понимают люди, что театр без зрителей, это не театр. Ну, вот взять хотя бы мою Танюшу. Прекрасная, отличная жена. На работе её уважают, но…»

Дальше этого «но» рассуждения не двигались. Приходилось думать о чём-нибудь другом и ждать начала спектакля.

В антракте Сидор Петрович непременно шёл в буфет, брал стакан лимонада и пирожное.

Один раз, когда спектакль оказался на редкость увлекательным, он даже позволил себе бокал шампанского. Правда, Таня после этого спектакля, учуяв запах, выразила своё недовольство и устроила маленький скандал.

Впрочем, это было уже давно и подробности в памяти не сохранились.

Так и жил Сидор Петрович. И, наверное, если бы ничего не произошло, так и продолжал бы жить.

Однако всё по порядку.

3

Однажды вышел Сидор Петрович погулять с Аннушкой. Гуляли они около дома, а потом он вдруг и говорит:

— А поехали, Анюта, в парк погуляем?

— Поехали.

Пришли на остановку, сели в автобус и поехали.

Приехали, вышли из автобуса, по улице в парк идут.

Проходят мимо магазина. Обыкновенный магазин — «Мелодия» называется.

За свою жизнь Сидор Петрович сотни раз ходил мимо этого магазина, сколько раз заходил в него, и ничего, всё нормально было. А тут и заходить не собирался, и денег у него с собой, можно сказать, не было, но…

В общем, взял Сидор Петрович Аннушку за руку и зашли они в магазин. Просто так зашли, от нечего делать.

Посмотрели по сторонам.

Решил Сидор Петрович сначала музыкальные инструменты посмотреть. Что, мол, там наша промышленность выпускает, и далеко ли этим инструментам до тех, которые у наших музыкантов по телевизору показывают.

Но Аннушка потянула его в другую сторону.

— Папка, папка, смотри пластинков сколько!

— Не пластинков, а пластинок, — поправил Сидор Петрович. — Ну, пластинки, так пластинки. Пошли, посмотрим.

Подошли. Смотрят.

— Папка, а у нас дома проигрыватель есть, да?

— Так ведь он старенький и поломанный давно.

— А ты почини. Будем пластинки крутить.

— Ладно, как-нибудь починю.

Стоят они, рассматривают пластинки и ни о чём, можно сказать, не думают.

Видит Сидор Петрович надпись: «Драматические произведения», а под ней полка коробками уставлена. И чего там только нет, каких только спектаклей не выставлено. А какие театры! И МХАТ, и БДТ, и Малый театр, и… В общем, всё, что твоей душе угодно.

Покачал Сидор Петрович головой, аж языком прищёлкнул.

— Папка, вон смотри «Теремок». Купи, а? — подёргала за руку Аннушка.

— Где?

— Да вона!

«И правда, „Теремок“. Ты смотри, и читать не умеет, а узнала», — думает Сидор Петрович и отвечает:

— Нет у меня денежек, маленькая моя. Вот если премию квартальную дадут, тогда купим. И то, если мамка разрешит.

Аннушка расстроилась, Сидор Петрович, конечно, тоже.

Им теперь бы самое время повернуться и уйти. Шли бы себе в парк гулять. Так нет же, стоят, смотрят.

Видит Сидор Петрович в сторонке ещё одну полку, чуть поменьше остальных. Никаких надписей над ней нет, и пластинки там стоят самые разные. Но среди них опять и МХАТ, и БДТ, и Малый театр, и…

«Издеваются», — подумал Сидор Петрович, но легко как-то подумал, без злобы, и усмехнулся.

В это время продавщица за прилавком мимо проплывает, медленно плывёт, как масло по горячей сковороде.

Сидор Петрович вдруг взял да и спросил у неё, просто так спросил, из любопытства:

— Девушка, — говорит, — а почём эти пластиночки будут-то?

— Какие? — продавщица, не поворачиваясь, проплывала дальше.

— Да вот эти, драматические.

— По пять копеек, — не шевеля губами, ответила она и уплыла.

Сидор Петрович кивнул, посмотрел ещё немного, взял Аннушку за руку и медленно направился к выходу.

Ну и шёл бы спокойно дальше! Так нет же! Остановился у самой двери и удивлённо посмотрел на дочь.

— Сколько она сказала?

Аннушка часто заморгала и ничего не ответила.

— Хм, шуточки!.. А ну-ка, пойдём тоже пошутим, — заговорщицки прошептал Сидор Петрович и повернул назад к прилавку.

— Папка, а «Теремок» купишь? — неуверенно спросила Аннушка.

— Погоди, погоди, — подмигнул Сидор Петрович. — Мы сейчас шутить будем. Девушка! А ну-ка, подойдите-ка! — громко позвал он.

Продавщица медленно повернула голову в его сторону, удивлённо посмотрела и отвернулась, делая вид, что ищет на полках что-то очень важное.

— Девушка! — ещё раз позвал Сидор Петрович.

— Подождите, не видите, я занята, — так же, не шевеля губами, прошипела она.

— Хорошо, подождём, — согласился Сидор Петрович.

Подождали.

Продавщица не поворачивалась.

Подождали ещё.

Наконец она повернулась и, начав движение, спросила:

— Что вам?

— Сколько вы сказали это стоит? — строго спросил Сидор Петрович.

— Что?

— Ну, вот это! — он указал пальцем на полку.

— Пять копеек, — невозмутимо ответила продавщица.

— Что — пять копеек?

— Набор пластинок — пять копеек, — она растянула губы в ехидную улыбку.

Сидор Петрович не улыбался.

— Это… как это?..

— Уценённые они. Пять копеек.

— А-а… — облегчённо вздохнул Сидор Петрович. — Бракованные, что ли?

— Почему бракованные? Нормальные. Просто уценили, и всё.

— А ну, дайте-ка посмотреть.

— Что дать?

— Да что угодно, мне посмотреть. Что-нибудь драматическое.

Продавщица взяла с полки одну из коробок и швырнула её на прилавок.

«Л.Толстой. Живой труп. Спектакль», — прочитал Сидор Петрович.

Ниже мелким шрифтом было напечатано:

«33 Д 12 391−96 (комплект из 3 пластинок) Арт. 46−2 Цена…»

Дальше стояла большая прямоугольная клякса, а чуть ниже написано шариковой ручкой: «0,05», и неразборчивая подпись.

«Странно», — подумал Сидор Петрович.

Он открыл коробку, осторожно достал из целлофанового конверта пластинку, внимательно рассмотрел её. Всё было в порядке — ни царапин, никаких других дефектов. Достал другую пластинку — то же самое.