Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Прошёл почти месяц, может быть, чуть меньше.

За это время друзья деньжат подкинули, ещё и предупредили: «Отдавать не спеши. Как продашь машину, тогда и рассчитаемся».

Раздал мелкие долги, заплатил за квартиру и, главное, компьютер отремонтировал. Мастера книгу мою, у них сохранённую, вернули.

Казалось бы — чего ещё надо? Не просто угол для работы есть, даже не дачный сарай — целая квартира. В одной комнате кабинет, в другой спальня. О хлебе насущном думать не надо, деньги есть. В любое время дня или ночи спустился в ларёк, взял чего-нибудь для быстрого приготовления, пообедал. Никто не трогает, не тревожит, не отвлекает. Целые сутки в твоём распоряжении. Садись, пиши, создавай шедевры.

Да сколько людей мечтали бы оказаться в моём положении! Даже не книгу писать, просто пожить спокойно, без забот, без хлопот, хотя бы просто отдохнуть от мирской суеты. А вот не получается ничего! За что бы ни взялся, куда бы ни глянул, — её вижу. Какое там творчество, какие мысли, какие сюжеты?! Одна мысль: даже не как дальше жить, а зачем жить?

Попробовал помолиться. И вдруг сообразил, что молиться-то не умею. Сначала даже удивился, потом и устыдился сам себя: жизнь прожил, крестик на груди ношу, а не одной молитвы не знаю.

Сходил в церковь, купил дешёвую иконку, поставил у постели. Крест на себя накладываю и об одном прошу: «Господи! Освободи меня от неё. Дай силы забыть всё, что было. Верни меня, Господи, к нормальной человеческой жизни. Помоги!..».

Да не больно-то помогает такая молитва. Даже злиться на себя начал. Однажды со злости расхрабрился, позвонил одной кудрявой. Когда-то любовницей — не любовницей была, но какое-то время встречались. На следующий день прибежала. Рассказала, что замуж за это время вышла, теперь со свекровью воюет, хочет дом мужа продать, свекровь отселить, и так далее.

Я слушаю, а сам думаю:

«Слава богу, что замужем. Причина есть, чтобы между нами ничего не было, потому что никакого у меня к тому ни желания, ни влечения не возникает, а даже наоборот».

Она спрашивает:

— У тебя вода горячая есть?

— Вода-то есть. Если хочешь, можешь душ принять. Только извини, приставать не буду.

Удивилась, даже обиделась. Действительно, зачем звал — непонятно, чего хотел — неизвестно.

Чмокнул её в щёчку, проводил до двери. Ушла, даже «до свидания» не сказала.

Давно подмечено, что лишь в детстве, ну, может быть, ещё в ранней юности, время тянется медленно и нудно, а после сорока несётся лавиной всё быстрее и быстрее. Кажется, ещё вчера был понедельник, а сегодня уже почему-то суббота. И пятницы сменяют одна другую. И каждую пятницу я чего-то ждал, на что-то надеялся. Хотел, даже очень хотел, чтобы ничего не повторилось, чтобы всё уже кончилось, а всё равно ждал. И дождался.

Не в пятницу, правда, в другой день, утром разбудил меня звонок в дверь. Соседка позвала к телефону:

— Иди, твоя звонит.

Встретились днём на трамвайной остановке. Потом сидели на скамейке в каком-то дворе, среди старых, обшарпанных пятиэтажек. Обнимались, целовались, вели себя, как школьники, прогуливающие урок. Наверное, со стороны мы выглядели, как минимум, странно. Двадцатитрёхлетняя девчонка, среди бела дня целующаяся на скамейке во дворе, это ещё куда ни шло, но когда она целуется с сорокапятилетним бородатым мужиком, голова которого, впрочем, как и борода, наполовину бела от седины, это уже вызывает изумлённые взгляды.

Нам было не до посторонних взглядов, хотя она и поглядывала по сторонам, опасаясь, как бы нас не застукал кто-нибудь из знакомых.

— Малыш, пойми, для меня всё это слишком больно и мучительно. Если причина только в родителях, то с ними я воевать не могу. Ты сама должна принять решение. Для меня любое решение уже легче, чем жить в этом жутком ожидании. Если ты остаёшься с родителями, значит, наши отношения на этом закончились; если готова уйти от них, давай думать, как это сделать.

— А что мы можем сделать?

— Не знаю. Можно, наверное, сменить квартиру. В конце концов, уехать из города. Ты ведь знаешь, я в свое время немало помотался по стране. Кое-где остались хорошие знакомые. Можно написать, созвониться…

Она как будто ожила, в глазах появились искорки надежды и радости.

— Впрочем, сейчас главное не как это сделать, а что ты решишь. Подумай хорошенько, реши для себя окончательно. И не только для себя, но и для ребёнка.

— Ой, она совсем от рук отбилась. Никого не слушается. Такое вытворяет!..

— Обо мне не вспоминает?

— Нет, — ответила грустно.

Договорились, что она подумает и придёт сказать о своём решении.

— Когда?

— Не знаю.

— В пятницу?

Она поняла иронию, грустно улыбнулась.

— Завтра, может быть, послезавтра.

— Послезавтра как раз пятница.

В пятницу соседка опять позвала к телефону.

— Я в больнице.

— Что случилось?!

— Потом расскажу. Меня на «Скорой» привезли. Только ты приходи вечером, попозже, часиков в восемь.

— Чтобы не встретиться с родителями?

— Ну да.

— Хорошо.

Она сказала номер палаты, как её разыскать.

— Что тебе принести?

— Ничего не надо. У меня всё есть.

Вечером мы сидели в скверике той же больницы, в которой недавно лежал я.

Уж не знаю, откуда у меня такое отношение ко лжи. Может быть, как и лень, оно дано мне от рождения, может быть, пришло позднее, но ещё при нашем знакомстве я говорил ей, что одним из самых тяжких грехов считаю ложь. Причём в любой форме, даже в форме умолчания и недосказанности.

Всю правду я узнал не сразу. Сначала она говорила о том, что «Скорая» забрала её в гинекологию с воспалением. Потом призналась — беременность. И ещё рассказала, что, когда её привезли в больницу, то сделали какой-то укол от воспаления, из-за которого теперь неизвестно, можно ли рожать.

Господи! Ведь всё это уже было со мной, всё это я уже проходил! А вот то, что она сначала врать начала, очень меня удивило. Никогда прежде между нами вранья не было. Я даже растерялся.

— И сколько беременность?

— Сказали четыре недели.

Я тут же подсчитал. По её рассказам, получалось, что после того, как она была с тем парнем, прошло пять недель, а после того, как после большого перерыва со мной, — три.

— Ты уверена, что это мой ребёнок?

Удивилась, даже обиделась.

— А чей же?

— Посчитай сама.

Ещё больше обиделась.

— От него не могло быть. Я его не любила. И мы это… предохранялись.

— Ладно, главный вопрос сейчас в другом. Ты что-нибудь решила?

— Что?

— О нас с тобой, о себе, о малышке?

Головой покачала, вздохнула:

— Не знаю.

— Тогда, Малыш, я тоже не знаю, что делать. Одно дело, если мы с тобой просто любовники. Впрочем, тогда даже не любовники, а непонятно кто. И совершенно другое, если мы с тобой муж и жена. Тогда это наша общая проблема, и нужно вместе решать, что делать.

И опять тот же вопрос:

— А что мы можем сделать?

— Для начала определить, кто мы.

И опять тот же ответ:

— Не знаю.

— Тогда чего же ты хочешь от меня?

Прильнула ко мне, тихо заплакала.