Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

* * *

И ещё день прошёл.

Вот и последний ужин подошёл у Серёги. И ночь последняя осталась.

Узкоглазый дверь распахнул, крикнул:

— Помощники баландёра, на выход!..

— Пошли, Лёха.

— Пошли.

В баландёрке Витёк сидит, довольный.

— Серёга, у тебя же срок кончается, завтра на выход?

— Ну?

— Отметить надо.

— Надо бы…

— Вот и отметим. Сегодня начкар дежурит — во! — поднял большой палец кверху. — И у него тоже срок кончается, дембеля дождался. Он после института, всего год лейтенантом прослужил — и всё. Сегодня последняя вахта. Отметим.

Обрадовались мужики, заспешили.

После ужина посуду втроем быстро вымыли, сложили, порядок навели. Витёк, облокотившись на стол, нарочито развалился и заорал:

— Ружьё!!!

Подождав немного, заорал ещё раз.

В дверях сержант появился.

— Звал, Витёк?

— Хомут ушёл?

— Ушёл.

— Начкара сюда! Бегом!..

Сержант скрылся.

Вскоре появился лейтенант в морской форме, с голубым просветом на погонах (морская авиация).

— Познакомься, — сказал ему Витёк. — Это Серёга, у него завтра срок кончается, я тебе о нём говорил. Это партизан наш — Лёха.

— Максим, — представился лейтенант и протянул руку.

Познакомились.

— Ну что? Мы пошли ко мне в камеру. Ждём тебя.

— Ага, идите, я сейчас, — кивнул лейтенант.

Взяли кружки, сухарей под шинели спрятали, пошли к Витьку в камеру.

Камера небольшая, метра два на три. Здесь не вертолёт стоит, кровать железная, с матрацем, с подушкой. У стены столик небольшой, железный, в пол вделан, баночка (табуретка) маленькая, тоже железная, и тоже не сдвинешь. Стены такие же, как и везде, черные, «под шубу». Но теплее, пар изо рта не идёт. Градусов пять тепла, наверное, а то и все десять.

Сели на кровать, подождали немного.

Пришёл лейтенант с портфелем. Достал из портфеля бутылку водки, банку тушёнки, кусок колбасы, буханку хлеба, конфеты шоколадные в кулёчке. Сел на баночку.

— Ну, Витёк, командуй.

— Ну вот, чуть что — сразу Витёк; где кого — сразу Витёк. А нож есть?

— Есть.

Лейтенант достал перочинный нож, стал открывать консервы.

Витёк распечатал бутылку, налил в кружки, встал, взял кружку.

— Ну что, Макс, пожелать тебе?.. Рад я за тебя, очень рад. Рад, что закончилась твоя служба, рад, что, несмотря ни на что, остался ты человеком. И желаю тебе всегда им оставаться. Желаю, чтоб в гражданской жизни не давила тебя система наша долбанная, чтоб нашёл ты в ней свой тихий, спокойный угол и жил свободно. Чтобы никто никогда не заставлял тебя делать то, что противно твоей душе, твоей совести. Жену тебе желаю красавицу, и умную, и, главное, чтобы понимала тебя. И всего тебе самого-самого… За тебя, Макс!

— Спасибо…

Все встали, тихо чокнулись, выпили.

Второй тост пили за Серёгу, за освобождение.

Третий — за тех, кто на вахте, гауптвахте, в море и на дне. На четвёртый уже не хватило.

Между тостами разговоры, анекдоты, воспоминания.

Оказалось, Максим стихи любит и много их знает. Почитал из Есенина, потом из Мендельштама.

— Но больше всего Бродского люблю. Вот где полёт…

Почитал Бродского.

А Серёга свои стихи прочёл. Всем понравилось.

— Ну что, мужики, хорошо сидим, да водка кончилась…

— А может, ещё одну, а?

Максим виновато улыбнулся:

— У меня всего трёшка в кармане.

— Так и у меня трёшка есть, — сказал Витёк и посмотрел на остальных.

— Я пустой, — сказал Серёга.

Лёха молча развёл руками.

— Ну и что, на одну-то как раз хватит. Закуска есть. Пошлёшь кого-нибудь?

— Да кого ж я пошлю. Не охрану же… Они сами за мной следят. Им Хомут такую команду дал. Это я точно знаю. Да мне уже наплевать, я уже почти гражданский. Но самому идти тоже нельзя, вдруг кто заявится.

— А давай я сбегаю, — предложил Лёха.

— Да ты что?.. Сейчас поверка будет.

— Так тебе ж её и проводить. А ты нас на работу поставил, мы в баландёрке пашем.

— А может, и правда? Давай мы сбегаем, а? — сказал Витёк.

— Ну, чего? Тут магазин на остановке. Десять минут туда и обратно. Я ж местный, каждый угол знаю.

Максим задумался.

— Последний раз ведь… Может, больше и не встретимся никогда.

— В конце концов, даже если охрана настучит, что мне сделают? Приказ уже подписан. Дольше служить всё равно не оставят. А, чёрт с вами! Витёк, ты старший. Только аккуратно, мужики…

— Конечно!

Максим достал трёшку, положил на стол.

— Я пойду, посмотрю, что там, как, а вы тут пока приберитесь. На всякий случай. Я потом приду, выведу вас.

— Только недолго, а то магазин закроется.

— Хорошо.

Со стола всё убрали, спрятали под кровать.

Вскоре Максим вернулся.

— Пошли.

В коридоре из охраны никого не было.

— Назад прибежите, ждите у ворот, но не на дороге. В сугробе пришхерьтесь, так, чтобы вас не было видно. Вдруг какой дурак ехать будет. Я поверку закончу, если всё тихо, выйду к воротам, встречу.

Прошли через двор, подошли к воротам.

— Открой! — приказал Максим краснопогоннику.

Тот открыл калитку.

— Они сейчас вернутся. Понял?

— Так точно, товарищ лейтенант.

Солдат был совсем молоденький, узкоглазый, но по-русски говорил хорошо. Грамотный, наверное.

Вышли за ворота. Метров двадцать прошли, чтоб хоть чуть в темноте скрыться, и бегом.

Лёха на бегу:

— Мужики, предложение есть. Что нам та бутылка водки на такую компанию. Может, ко мне смотаемся? Денег возьмём. Тут всего три остановки. Минут за пятнадцать управимся. Назад можно на такси.

— Магазин не закроется?

— Нет. У меня рядом с домом ещё магазин. Допоздна работает. Успеем. Там возьмём, и назад.

— Хорошо, — решил Витёк. — Пять минут ждём автобус. Если будет, поедем, если нет, берём здесь и возвращаемся.

До остановки с километр пробежали.

— Автобус идёт!

И быстрее, быстрее…

Успели.

Заскочили запыхавшиеся, громко дыша.

Народу в автобусе немного. Все, слава богу, гражданские. Но оглядываются, смотрят подозрительно — без ремней, без погон, бежали…