Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

— Что случилось? — спросил сын, переступив порог.

— П-проход-ди.

— Понятно, — совсем по-взрослому сказал он, войдя в пустую комнату.

— Я только полтинник принёс. Пенсии ещё не было. Нам с бабушкой не хватит.

— С-спасибо.

Мы сходили с ним в магазин, купили вина и пельменей. Я приготовил ужин.

Он ни о чём не спрашивал, да и мне говорить было слишком трудно. Ужинали молча.

— Поехали к нам. Что ты тут один будешь делать? — сказал он после ужина.

— А б-бабушка? — я указал на бутылку.

— Ничего.

Я пожал плечами и пошёл одеваться.

Потом был долгий, беспробудный запой.

Любопытное свойство организма: когда я был сильно пьян, разговаривал нормально, стоило хоть чуть прийти в себя, опять заикался.

И продолжал пить.

Не помню, как я оказался на её улице и почему у меня в кармане лежал большой камень.

Она сидела у своих ворот на маленькой детской скамеечке, как обычно по вечерам сидят старушки. Увидев меня, встала. Я подошёл.

— Привет…

— Привет…

Она казалась испуганной и растерянной. Я сразу протрезвел, но никак не мог придумать, что сказать или спросить. Мы молча смотрели друг другу в глаза.

Из калитки выскочила малышка. На лбу у неё была огромная ссадина, нос поцарапан.

— Господи! Что случилось?

— Да ничего. Во дворе со ступенек упала, — сказала она, и строго приказала малышке: — Иди домой.

Малышка не послушалась, смотрела на меня тоже как-то с опаской, потом заявила:

— А ты уже не мой папа.

Я ничего не ответил.

Из калитки выскочил папик-хряк, жуя и вытирая кулаком рот.

— Это… Чего тут?..

— Ничего. Иди домой. И её забери, — так же строго сказала она.

Папик-хряк стоял, продолжая жевать.

— Идите, — повторила она. — Нам поговорить надо.

Папик-хряк медленно взял внучку за руку, завёл её во двор, калитку не закрыл.

— Ты как здесь оказался?

— Не знаю… Наверное, поговорить хотел… Понять… Только сейчас говорить не будем. Я пьяный…

— А это что? — она указала на мой оттопыренный карман.

— А, это… Не знаю… Пьяный…

Я достал из кармана камень, выбросил.

— Давай встретимся, поговорим.

Она грустно улыбнулась.

— Для меня теперь проблема из дома уйти.

— Тебя что, даже из дома не выпускают?

— Нет, почему?.. Ну, если ненадолго. Когда?

— Когда скажешь.

— Хорошо, давай завтра утром, часов в девять.

Мы договорились о месте встречи, и я пошёл домой.

Дома я сразу же завалился спать, но утром встал с огромным трудом и чувствовал себя всё ещё пьяным.

Они возили её к какой-то бабке, которая нагадала ей, что я буду изменять налево и направо, сильно пить, бить её, и ещё много подобных «прелестей» из семейной жизни, к сожалению, не так уж редко встречающихся в среде гегемона. Ей давали пить какую-то жидкость, якобы от сглаза, убеждали, что я заколдовал ее, чтобы обобрать и пустить по миру. И прочее, и прочее, и прочее…

Но всё это я узнал не в то утро, а позднее.

Мы лежим в постели, не укрывшись. Она прижалась ко мне всем телом, положила голову на плечо. Я чувствую её тёплое, успокаивающееся дыхание.

— И ты во всё это поверила?

— А что мне оставалось делать? Они так насели на меня. Я испугалась. Я боялась тебя.

— И сейчас боишься?

— Нет. Я люблю тебя. Я без тебя не могу.

— И что же нам теперь делать?

— Не знаю.

— Ладно, Малыш, подурила и хватит. Иди к родителям, забирай малышку и возвращайся.

Она поцеловала меня в щеку.

— Но я не могу так сразу. Нужно их как-то подготовить.

— От меня же ты могла уйти сразу.

— Я боялась тебя.

— Теперь я должен объяснить тебе, какие плохие и страшные они? Я этого делать не буду, хоть и надеюсь, что мои с ними отношения закончились навсегда.

— Мне пора, — грустно прошептала она.

— Уже? И что дальше?

— Я приду.

— Когда?

— В пятницу.

— Навсегда?

— Не знаю. Постараюсь. Но в любом случае приду.

В пятницу она не пришла.