Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Малыш ехала очень медленно и осторожно, но всё равно на крутом повороте, после которого начинался подъём в горку, машину сильно занесло. Она испугалась, ударила по тормозам. Машину закрутило, колёса ударились о бордюр, и мы остановились с заглохшим двигателем поперёк дороги. Слава богу, других машин поблизости не было.

— Ты по гололёду никогда не ездила?

— Нет, конечно. Я ведь права только этим летом получила.

— Понятно. Заводи. Теперь руль вправо, и сдай немного назад. Теперь вперёд. Съезжай вниз и поворачивай налево.

— Зачем?

— Будем учиться.

Она повернула налево, прижалась к обочине, остановилась.

— Ты же устал. Какая учёба? Садись ты за руль.

— Я без прав. И как ты будешь завтра одна ездить?

Она вздохнула.

— Не волнуйся, поехали. То, что машину при гололёде заносит, это нормально, и бояться этого не надо. Главное — резко не тормозить и не газовать. Постарайся почувствовать машину. При гололёде наоборот, есть даже некоторые преимущества. Можно, например, разворачиваться на месте. Только нужно научиться.

Я объяснил ей, что нужно делать, чтобы развернуться на месте.

С четвёртой попытки у неё почти получилось.

— Давай ещё разок, и поедем к тому повороту.

Она вытерла со лба пот, облизнула губы.

Поехали.

— Перед поворотом скорость не выключай, сбрось газ, чуть-чуть притормози. После поворота, если заносит, руль в сторону заноса, но не тормози. Вот так. Теперь выравнивай и плавно добавляй газ. Чувствуешь, как колёса пробуксовывают. Ничего страшного, в горку едем. Добавляй газ, но очень-очень плавно. Если резко газанёшь, они совсем пробуксуют, и станем на месте. Тогда придётся назад, вниз съезжать.

Впереди на месте буксовал «жигулёнок».

— Спокойно. Объезжай. Только поворачивай плавно. Так, теперь руль вправо, ещё… Не бойся, на него не понесёт. Ещё правее. Теперь выравнивай. Вот так. Мастер едет! Мужик в «жигулёнке» на тебя глянул, аж рот открыл. Уже не страшно?

— С таким инструктором ничего не страшно. Папик узнает, что я по такой погоде катаюсь, с ума сойдёт. Он зимой вообще выезжать боится.

— Он же говорил, что двадцать лет за рулём, и на автобусе работал.

— А толку, что двадцать лет. Зимой всё равно пешком ходит. За малышкой к ним заезжать сегодня не будем. Они завтра выходные, пусть развлекаются.

— Как хочешь.

Приехали домой.

— Ну, в гараж давай уж я заеду.

Я вышел из машины, чтобы сесть за руль. Она подбежала ко мне, крепко обняла, поцеловала.

— Спасибо!

— За что?

— За учёбу. Мне очень понравилось.

Я слегка шлёпнул её пониже спины.

— Способных учеников и учить приятно.

Дома меня ждал вкусный сюрприз — курица, запечённая в духовке. На столе уже стояли тарелки, вино.

— Это значит, ты не шила, а у плиты колдовала?

Она надула свои милые губки.

— Я думала, ты обрадуешься.

— Конечно, рад, извини, — я чмокнул её. — А как же заказы?

— Подождут.

Пока я переодевался и мылся, она всё приготовила. Мы сели за стол.

— Грешно такую закуску помимо вина кушать, но сейчас пить не буду. Мне ещё поработать надо, к завтрашней репетиции подготовиться.

Она огорчилась.

— Это что же, я опять одна спать лягу?

— Размечталась! Я тебя присплю, потом встану.

Обрадовалась, с хитринкой:

— Долго присыпать придётся.

— Ничего, справлюсь.

Десять дней быстро пролетели. Вот и премьера.

Слепить-то спектакль успел, но… Со светом, точнее с осветителем, так и не удалось справиться. Да и не только свет. Эх, ещё бы несколько репетиций!..

После премьеры, конечно, наговорили кучу комплиментов, звали на постоянную работу — отказался.

К тому времени как-то, не то чтобы восстановились, а сложились по-новому взаимоотношения с матерью и сыном. И с Малышом пришлось познакомить, и с малышкой. Благодаря им, наверное, и отношения начали складываться.

Одинокий, потерянный человек даже у близких отвращение вызывает. Когда же у человека всё хорошо, а тем более, когда он счастлив и спокоен, тогда и тянутся к нему люди. И близкие в первую очередь.

Не только сын, даже мать пришла спектакль посмотреть. Она в последние годы моими делами вообще не интересовалась. Впрочем, один вопрос всегда был: а сколько же я заработал?

Сыну спектакль понравился. Похвалил, потом добавил:

— А я уж думал, ты совсем деградировал из-за пьянства.

Ту же фразу, буквально слово в слово, потом и мать повторила.

Господи, да сколько ж она на эту тему мне мозги промывала, сколько же подобных сентенций я выслушал от неё! А теперь вот и сын. Ну, как тут не задуматься о причине наших с ним взаимоотношений?

Но это — бог с ним, это дело семейное. К этому я уже, можно сказать, привык, и даже не удивился.

А вот что больше всего поражало меня весь период работы над спектаклем — это взаимоотношения работников с начальством.

Возможно, я просто отвык от этого, а, может быть, наивно предполагал, что в этом мире, в этой стране что-то изменилось.

Нет, ничего не изменилось, всё по-прежнему.

И ведь как лихо, как талантливо приспособились мы выстраивать отношения с начальством. Именно талантливо, другого слова и не подберёшь. Ладно ещё те, кто в профессии своей ничего не смыслит, им ещё какое-то оправдание найти можно, они в скользком положении. А те, кто дело своё знает, им-то что? Так нет же, тоже скользят, аж пробуксовывают.

Непоколебимый принцип советской действительности — «Я начальник — ты дурак», оказывается ничуть не изменился. Ну, совершенно ничуточки. Страна другой стала, совершенно другие товарно-производственные отношения, уж никак не основанные на марксистско-ленинской утопии, а это…

Впрочем, могут ли эти взаимоотношения быть другими, если главным осталось: не сделать лучше, а угодить любимому, — но чаще всего тихо ненавидимому! — начальству?

Значит, получается, что совершенно ничего не изменилось в этой стране, и «бессмертная» утопия действительно бессмертна?

Ах, как мы любим угождать! Но ещё больше любим, когда нам угождают, когда в точности исполняют все наши указания. И совершенно неважно, лучше это для дела или хуже. Как нам приятно, когда наше мнение не вызывает сомнений, когда все думают точно так же, и, не дай бог, иначе. И если в итоге для дела получилось лучше, — кто руководил? — ордена достоин. Ну и работнику можно премию выписать, а то и отгулом отделаться. Если же хуже для дела получилось, — кто делал? — работник. С него и спрос.