Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Мы сидели в комнате, на диване, мать напротив, в кресле. Она предложила чаю.

— Нет, спасибо, — отказался он и обратился ко мне: — Может, чего-нибудь посущественней?

— Не надо, — сказала мать.

Они вспоминали общих знакомых. Я был равнодушен к этим воспоминаниям, сидел молча.

Разговор не клеился. Его завод меня не интересовал, рассказывать ему о театре тоже было неуместно. Общей темы для разговора так и не нашлось.

Он пожаловался на здоровье, на больные ноги, на то, что врачи запрещают ему курить, а он всё равно курит.

— А вот выпивать не запрещают, — усмехнулся он.

— Ещё бы!.. — воскликнула мать.

Помолчали.

— Может, всё-таки чаю? — спросила она.

— Нет, спасибо. Чай не водка, много не выпьешь. Ладно, пойду я. Звони, приходи в гости, посидим.

— Хорошо, позвоню, — согласился я.

Он быстро оделся и ушёл. Я был уверен, что в этот день он крепко выпьет.

Я долго не звонил ему, но однажды всё же собрался. Трубку подняла жена. Я попросил позвать его, назвав отца по имени-отчеству.

— Он спит.

Время было раннее.

— А когда ему можно позвонить?

Она замялась.

— Не знаю… Может быть, завтра.

— Понятно. Спасибо. Извините.

Больше я ему не звонил.

Нет, всё-таки машина не только средство передвижения, но и роскошь. Причём привыкаешь к этой роскоши очень быстро. До рынка три квартала, одна остановка на троллейбусе, и покупать особо тяжёлого ничего не надо, но…

А ведь это надо идти в гараж, отпирать его, выгонять машину, запирать, подъезжать к дому за женой, потом на рынке искать место, где припарковаться, потом всё это проделывать в обратном порядке. По времени дольше получается. Но не ходить же пешком, если есть машина.

Мы с женой быстро привыкли ездить на рынок на машине.

Опять лето, опять жара. Торговки обильно поливают водой быстро увядающую зелень. В рыбных рядах особый специфический запах. Если и хотелось рыбки, то, пройдясь по этим рядам, понимаешь, что уже не хочется. В мясном павильоне то же самое.

У одного из прилавков вижу отца. Он покупает помидоры.

— Пошли, — говорю я жене, беру её за руку и тяну сквозь суетливую толпу покупателей.

Он рад меня видеть. Знакомлю его с женой.

— А-а… да-да, помню-помню, — он целует ей руку.

Он помнит её молоденькой актрисой, пришедшей в театр, когда он ещё по привычке, привитой матерью, ходил на все премьеры. Думаю, что последние годы он в театр не ходит.

— Чего не звонишь?

— Звонил как-то. Давно уже. Жена сказала, что ты спишь.

Он виновато улыбается.

— Да… бывает…

— А я на машине. Ты уже всё купил? Давай мы тебя отвезём.

— У тебя машина? — удивляется он.

— Да, уже целый год.

Я вдруг вспоминаю, что он никогда не умел водить машину. Не умел и не мог, потому что был дальтоником. И музыкального слуха у него не было. Мне почему-то становится очень жаль его.

— Поехали, — уговариваю я.

— Нет, спасибо. У меня тут ещё целый список чего купить надо. Вот, жена написала.

Он достаёт маленький клочок бумаги, очки.

— Ну, мы подождём.

— Нет, я пешочком.

— У тебя же ноги больные.

— Так мне тут рядышком.

— Ну, всё равно поехали. Хоть раз в жизни родного отца на собственной машине прокачу.

Он улыбается, отрицательно качает головой.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз.

Но другого раза не было.

Недели через две, поздно вечером, зазвонил телефон. Мы с женой сидели перед телевизором и пьянствовали.

— Тебя, — сказала она.

Меня назвали по имени-отчеству и сообщили, что умер отец, назвав его не «отец», а также по имени-отчеству.

Я не поверил.

— Да я совсем недавно видел его.

— Он ещё вчера был на работе, а пришёл с работы, и вот такое несчастье случилось.

Я даже не поинтересовался, кто звонит, узнал только адрес отца и положил трубку.

— Что случилось? — спросила жена.

— Отец умер.

— Когда похороны?

— Не знаю… Я поеду.

— Сейчас?

— Да.

— Ты выпил, — напомнила она.

— Здесь недалеко. Дворами проеду.

Я быстро оделся и пошёл в гараж.

Отец лежал уже в гробу на столе. Его заплаканная жена проводила меня в комнату. Там сидели какие-то люди, кто-то заходил, кто-то выходил. Обычная похоронная суета.

Кто-то сказал:

— Он так хотел, чтобы ты в гости пришёл.

— Вот, пришёл, — ответил я, и почувствовал в горле комок.

Потом я отвёл его жену в сторонку, попросил немного водки и, если можно, оставить меня с отцом наедине.

Она принесла целую бутылку, рюмку, какую-то закуску, пошепталась с присутствующими. Они поспешно вышли, и она прикрыла дверь.

Так я впервые выпил с отцом. Но он со мной выпить уже не смог.

А ещё через две недели я попал в аварию, после которой восемь месяцев провалялся в гипсе, и к жене больше не вернулся.

У мамы юбилей.

Нужно поздравить. Какие бы там ни были у нас взаимоотношения, но всё-таки — юбилей.

Банкета не будет — не те времена, да и мама…

Интересно, сколько человек, сколько её подруг и друзей, бывших и настоящих, впрочем, о настоящих и говорить не приходится, поздравили её сегодня, хотя бы по телефону? Спрашивать не стоит. Вопрос будет явно провокационным. За ним последует выяснение отношений, скандал…

Нужно поздравить…

Утром на столе лежит девяносто рублей — весь наш семейный капитал на сегодняшний день.

Малыш говорит:

— Поехали на рынок, купим подарок.

— С таким капиталом?

Они с матерью ещё не знакомы. И я не хочу их знакомить. Может быть, просто боюсь спугнуть своё счастье.

— А что бы ты хотел ей подарить?

Я долго молчу, потом, отвернувшись, отвечаю:

— Пятьдесят рублей.

Теперь она долго молчит, потом неуверенно говорит:

— И цветы?..

— Нет. На цветы не хватит.

— Почему не хватит? Ведь…

— А что мы завтра будем кушать?

Днём мы едем к матери. Малыш остаётся в машине. Я подхожу к двери, нажимаю кнопку звонка. Только в этот момент соображаю, что ещё слишком рано и сын в это время должен быть в школе. Как бы мне хотелось повернуться и уйти, убежать, исчезнуть. Не от страха, не от стыда за то, что в её юбилей я могу подарить всего лишь пятьдесят рублей, не оттого, что сына в этот момент нет дома, а просто потому… потому, что… Просто так хочется.