Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

От этих ударов я и проснулся. На стекло падала чья-то неясная тень, и незнакомая рука негромко стучала в окошко.

Я взял фонарик, осветил стоящего у машины смуглого парня лет тридцати, опустил стекло.

— Ну, ты спишь! — радостно сказал он. — Я стучу, стучу. Слушай, брат, как бы это… арбузами разжиться?

— Нет, — ответил я, окончательно просыпаясь. — Не получится.

— Слышь, брат, я такой же, как и ты, только рыбой занимаюсь. Давай так: я у тебя арбузов, а тебе рыбки, а? — он жалобно улыбнулся.

Я молча закурил, сделал несколько затяжек, вышел из машины, потом ответил:

— Давай. Только вечером стулья, а всё остальное потом.

— Понял! — радостно воскликнул он и побежал к стоящему невдалеке видавшему виды «Москвичу».

Через мгновение он плюхнул у моих ног почти до половины наполненный мешок и распахнул его.

Я посветил фонариком и увидел в мешке и серебристых лещей, и серых судаков, и золотисто-красных сазанов.

Один из этих сазанов, самый крупный, будет потом лежать в морозилке у любимых родственников аж до Нового года, и я собственноручно буду запекать его в духовке.

— Годится? — спросил паренёк, сверкнув золотым зубом.

Я кивнул.

— До утра не протухнет?

— Да ты… — обиделся он. — Сегодняшняя! Только сетки потрусили.

Я взял мешок и понёс его в свой багажник.

— А это… куда тут лучше двигаться? Где арбузы покрупнее?

— Вон видишь три огонька на том берегу? На них и топай. В принципе везде одинаковые, но там трава поменьше. Только машину за посадку отгони. Арбузов накатаешь, потом подъедешь, погрузишь. И если кто появится, с поля не вылезай, спрячешься, переждёшь.

— Понял, — радостно сказал он и побежал к своему «Москвичу».

Я подошёл к костру, разведённому ещё вечером, до наступления темноты и остывшему за ночь, подкинул хворосту, стал разжигать. Спать уже не хотелось.

В лесополосе зашелестело, затрещали поломанные ветки и вскоре прямо на меня вышли трое парней.

— Да вас тут целая бригада, — удивился я.

— Ну да, чтоб побыстрей, — ответил один из них, и они пошли в поле.

Костёр разгорался. Звёзды немного потускнели, небо, там, где вскоре взойдёт солнце, почти совсем посветлело, но луна, уже клонившаяся к горизонту, светила ещё ярко.

Я смотрел на игривые языки пламени и думал о том, как приеду утром домой, поцелую своих девчонок. Они быстро оденутся, потому что нужно опять ехать к любимым родственникам, отвозить отоварку. Приедем туда и дочурка сразу побежит к телевизору, смотреть мультики. А потом, когда будем уезжать, закатит сцену, но, сев в машину, сразу же успокоится. Папик-хряк будет на работе, а, значит, разгружать отоварку придётся самому. Бабушка-кротиха будет сидеть во дворе, перебирая морковку, лук или помидоры. Придётся ей помогать. Потом тёща-бегемотиха будет звать к столу, обедать и, если отказаться, она, конечно, обидится. В общем, домой попадём часа в два, а то и в три дня. Спать ложиться будет уже глупо, придётся терпеть до вечера. Но и за книгу садиться в таком состоянии смысла нет. Да и сколько я смогу просидеть — час, два? Лучше… Да, лучше покувыркаюсь с дочуркой, может быть, почитаем недавно купленный букварь. Потом Малыш приготовит ужин, я выпью вина и завалюсь спать.

А завтра утром нужно будет опять ехать туда же, грузить в машину то, что останется от переборки, и везти на рынок, чтобы сдать оптом по дешёвке и получить хоть какую-то денежку. Впрочем, денежка получается не совсем уж абы какая. Зарплата-то здесь мизерная, видимо, из расчёта, что всё равно воровать будут. А за один такой рейс на рынок можно получить больше, чем официально платят за месяц. Мужики, которые с начала сезона работают, говорят, что уже на новые машины себе наскирдовали. Ну, да бог с ними.

А на рынок ехать, это значит, опять таскать мешки, опять к вечеру буду уставший и сонный. Ещё нужно заправиться и желательно помыть машину. И пораньше лечь спать, потому что на следующее утро опять на дежурство.

А что же книга? Неужели действительно счастливая спокойная жизнь и творчество несовместны?

Да полно, много ли я написал, когда жил на даче, когда был глубоко несчастен и одинок, когда была уйма свободного времени. А ведь тоже не получалось.

В чем же причина?

Да, конечно, во мне. Может быть, в моей лени, может быть, в страхе перед тем, что будет потом. Ведь если я её закончу, что останется в этой жизни?

Как это, что останется?

У меня есть Счастье, есть смысл. Теперь есть.

И что же пришло с этим Счастьем, с этим смыслом?

Поля, овощи, мешки, самогонка, полмешка рыбы…

Но ведь это временно. Вот закончится сезон, и…

И что?

Неужели я отказался от своей идеи и просто ищу оправдание? Как же тогда всё то, что уже написано, сделано?

Ну, это не пропадёт, точно не пропадёт. По собственному опыту знаю, что сделанное никогда не пропадает.

Было как-то на гастролях, в столице одной из союзных республик. Остался вдруг без денег. Не совсем вдруг, но так уж получилось.

Сначала кудрявая на недельку из другого города приехала — гастрольный романчик. Потом мать в отпуск пошла, а ехать некуда, пришлось тоже на недельку пригласить. Потом глядь — в кошельке ветер. До суточных ещё неделя, до зарплаты и того больше, и в холодильнике пусто.

Несколько дней преферансом кормился. Потом и у партнёров деньги кончились.

А когда мать ко мне ехать собиралась, попросил её пару моих сценариев привести. Хотел поработать над ними, почистить. Она не стала в моём архиве разбираться, взяла несколько папок и много лишнего привезла.

Дальше всё, как в сказке.

Были тогда такие конторы — Научно-методический центр народного творчества и культурно-просветительной работы. Я и прежде с ними иногда сотрудничал, и платили прилично. Решил попытать счастья в другой республике. Узнал, где находится такая контора, пришёл. Они мои сценарии по отделам раздали, сразу читать начали, что-то поправить просили, переделать. Я ручку достал, и здесь же редактировать начал. Целыми страницами стихотворные тексты экспромтом выдавал. Они даже обступили меня, с любопытством наблюдали.

Не помню, какая у меня тогда зарплата была, рублей сто двадцать, может, сто тридцать, но точно помню, какая у меня была сумма, когда выходил от них часа через четыре — пятьсот сорок рублей. Специально машину к бухгалтеру домой посылали, чтобы её привезти и со мной сразу рассчитаться.

Ещё помню, вечерний спектакль в тот день «в шахматку» играли, целые эпизоды выбрасывали. Ещё бы! В гостинице на столе коньячок, шампанское, закуски…

Да, в общем-то, заработать всегда получалось, а вот тратить и копить никогда не умел.

Ещё молодым актёром был, всё мечтал машину купить. И не ради удовольствия, нужна была машина, потому что постоянно, кроме основной, ещё две-три работы имел. Там драмкружок, там Народный театр, там на разовую постановку пригласили, да ещё в школе студию вёл. Бывало так, что на дополнительной работе платили больше чем на основной. А уж все зарплаты за месяц приличную сумму составляли. Но одна из зарплат почти полностью на такси уходила. Иначе не успевал с одной работы на другую. Получался замкнутый круг: машина нужна, чтобы везде успевать, а работаю в нескольких местах, чтоб на машину заработать. Но долго машину купить не получалось. На жизнь хватало, на «Запорожца» хватало, а на машину нет.

А теперь что?..

Костёр сильно разгорелся. Мои жулики мешки с арбузами к краю поля подтащили. Один за машиной побежал. Загрузили под завязочку. Двое помощников на переднее сиденье втиснулись, сзади места нет. Смуглый подбежал, пожал руку:

— Ну, спасибо тебе.

— Будь здоров…

«Москвич» совсем просел. Поехали, шурша брызговиками по дороге.

Небо посветлело, и луны уже нет. На траве роса поблёскивает. Рассвет.

Сел в машину. На правом сиденье книжка лежит: «Мой век, мои друзья и подруги», воспоминания Анатолия Мариенгофа, Вадима Шершеневича, Ивана Грузинова. За всё дежурство так и не открыл её ни разу. А под ней блокнот с ручкой. Кое-что написать собирался. Тоже не притронулся.

Некогда…