Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Хорошо, что живём мы с Малышом почти на окраине. Но перед въездом в город остановиться всё же приходится. Там иногда менты пасутся. Нужно подождать, пока другая машина вперёд проедет, если не остановится, значит, нет ментов, можно ехать. Затем несколько кварталов тёмными переулочками проскочить, и прямо к дому.

Теперь бегом наверх, Малыша будить. Мне дальше ехать нельзя, там менты почти каждую ночь пасутся.

Жалко её будить, красавицу, а что поделаешь?..

По мне, так глаза б мои на эти овощи не глядели. И у неё отношение примерно такое же, а вот любимые родственники…

Именно через её семейство я в эту авантюру и вляпался. Папик-хряк однажды говорит:

— Я тут это… того… В поля подменным сторожем ездил. Опять зовут, а мне на работу надо. Не поедешь? Надо же семью овощами на зиму обеспечить…

И улыбается, как будто даже с хитринкой.

— Ну, надо, так поеду, — отвечаю ему.

И поехал.

Раз на подмену съездил, другой. Потом кто-то из мужиков то ли ментам попался, то ли прихватил то, что не полагается. В общем, выгнали.

Папик-хряк чуть свет прилетел:

— Место освободилось! Сегодня заступать надо!

— Да ведь я за те два раза столько всего привёз. Неужто на зиму не хватит?

— Да ты что?! Такое место! Люди годами очереди ждут. Я бы сам пошёл, но там же работа сезонная, а мне стаж к пенсии зарабатывать надо.

Ему стаж надо. Не соображает, дурья башка, что всего на несколько лет старше меня. Как будто мне стаж не надо. Впрочем, не в этом дело. Я вообще сомневаюсь, что доживу до пенсии, но всё-таки такая хамская откровенность на нервы действует.

— А когда сезон заканчивается?

— Ну, как всё уберут. Где-то в конце октября, в ноябре.

Не так-то и много осталось, всего пару месяцев. В конце концов, для начинающего писателя (в моём-то возрасте!) просто заказной вариант. Сутки отдежурил, двое пиши. Да и на дежурстве, небось, свободная минутка выпадет. И, главное, отказываться как-то неудобно.

«Ладно, уж, — думаю, — пару месяцев потерпим, помучаемся».

Теперь вот вместе с Малышом мучаемся.

Она крепко спит. Обычно подмышку ко мне забьётся и сопит потихоньку. Иногда даже шепчет что-то во сне. А когда меня нет, так она калачиком свернётся под одеялом, и не видно.

Почмокал её в щёчки, в губки, в ушки, в глазки.

— Просыпайся, Малыш…

Глазки открыла, шепчет:

— От тебя костром пахнет…

— Дым отечества, дух полей и огородов. Вставай, Малыш, поехали.

— У-у… М-м-м… Угу.

Быстро встала, оделась. Даже губки напомадить не забыла. Сказано — женщина.

Поехали к любимым родственникам.

По пути ещё менты останавливали, но увидели, что девчонка за рулём, махнули — проезжай.

Папик-хряк в одних драных трусах по колено на улицу выскочил, мешок хватает.

Малыш ему:

— Пап, ты бы оделся.

— Так нет никого, кто меня увидит?

— Холодно, замёрзнешь.

Он гордо:

— Чушкины не мёрзнут!

Это уж точно. Такое пузо таскать, и на морозе вспотеешь. А под мешком сгибается, даже покачивает его. Слабоват мужичок-то, оказывается. И мне нелегко, но перед Малышом форс держу, не сгибаюсь.

Бабушка-кротиха нарисовалась, в фуфайке поверх ночной рубашки, распоряжается:

— Это тут ставь. А это сюда. Морковку высыпай прямо здесь.

— Зачем же высыпать?

— Я утром перебирать буду.

Высыпал.

Весь угол двора морковкой завалили.

Шучу:

— Ну что, до Нового года хватит? С голоду не помрём?

— Та хто его знает, може, и хватит, — улыбается, а глаза прячет.

Разгрузились.

— Ну, всё, спокойной ночи. Утром ещё отоварку привезу.

— А что там будет, в отоварке-то?

— Да то же самое.

— Ну, хорошо, хорошо…

Поехали.

Малыш за рулём зевает.

— Не спи, замёрзнешь.

Улыбается.

К дому подъехали.

— Беги. Спокойной ночи.

Поцеловались.

— Ты когда вернёшься?

— А чёрт его знает. Часов в десять, в одиннадцать. Ты спи сколько влезет. Приеду, разбужу.

— Как же, даст дочечка поспать. В семь часов растолкает, будет пытать, где папочка.

Ещё поцеловались. Побежала.

А, собственно, чего я брюзжу — там воруют, там жрут много. Да живут люди, как могут, как умеют, и слава богу. Как будто и не такой уж я старик, а ворчу, как старая бабка.

Но это я теперь молодым себя чувствую, с тех пор, как Счастье моё привалило, и смысл жизни появился. А прежде…

Сорок мне тогда стукнуло.

Я после тридцати день рождения вообще перестал отмечать. А что праздновать, чему радоваться? Повод выпить? Так его каждый день найти можно, было бы желание. Но подчинённые насели: «Как же так? Юбилей! Ах-ох!..». Пришлось немного потратиться.

Ну, поели, попили, добрых слов наговорили. Художники картинками одарили. Даже городское начальство сувенирной саблей, в натуральный размер, отметилось. Не иначе, как со смыслом: размахивай, мол, почаще, нам легче будет.

Слава богу, без скандала разошлись.

На следующий день выходной себе устроил. Сел с утреца за стол, бутылочку перед собой поставил — и задумался.

Даже страшновато стало от собственных мыслей.

Получалось следующее.

Больше половины жизни прожил — это факт. Пора подвести итог. О чём мечтал, чего хотел, чего добился, что ещё впереди?