Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Нас тут целая бригада, все на машинах. Поля, значит, охраняем, чтоб урожай не воровали. Стараемся, можно сказать, в поте лица, изо всех сил, а всё равно воруют. Да ещё как!

Первая наша задача: посторонних на поле не пускать.

Казалось бы, какие в поле могут быть посторонние?

Ха-ха!

Утром бригады на автобусах приезжают, и в поле. А мы следим, чтоб из других бригад на наш урожай никто не позарился. Хотя у них такие же помидоры, такая же свекла, такая же морковь. Но есть и различие. В одной бригаде, например, картошка растёт, а у остальных нет, другая кабачками отличается, третья арбузами. Вот это отличие и является интересом одной бригады к полям другой.

Бывает, конечно, что и залётные жулики появятся, из города приедут, но это редко. Да и боятся чужие на поле заходить. Кое-где таблички стоят, гуашью написанные: «Поле охраняется злыми собаками». Они-то, глупые, не знают, что роль собак здесь мы выполняем, они в первую очередь сами сторожей ищут: вот, мол, тебе бутылка, пусти меня мешочек для семьи, для дома набрать.

В таких случаях, конечно, орать начинаешь: «Да вы что, с ума сошли?! Да меня за это в тюрьму посадят! Да вы сами уже под статью попадаете, за дачу взятки должностному лицу!..».

И так далее.

Эти не украдут, эти в худшем случае поедут у бригадира клянчить. Иногда и выклянчат. Возвращаются с записочками: «Саша дай мор св по меш». Без знаков препинания написано, на шифровку разведчика похоже. Но это значит, что можно его в поле пустить, чтоб по мешку морковки и свеклы набрал.

Если подсчитать, сколько он на бензин истратил, чтоб из города сюда и обратно доехать, примерно по той же цене, что и на рынке, получится. Но там живые деньги отдавать надо, а тут вроде как бесплатно. И самому в чужом поле поковыряться — удовольствие.

Но это так, мелочи.

В конце дня, после окончания работы, каждому труженику отоварка полагается. То есть, тем натуральным продуктом, который он сегодня собирал, с ним в энном количестве и рассчитываются. И эту загадочную цифру «N» ежедневно определяет бригадирша. Она здесь самая главная. Но зависит этот размер не от каких-то там норм или договорённостей, и даже не от её сегодняшнего настроения, а от ситуации. Если в этот момент подъедет агроном, председатель, или хотя бы бригадир другой бригады, тогда, дабы показать, что она бережёт и экономит колхозное добро, поменьше даст — по ведру, ну, по два. А если никого нет, и настроение хорошее, то и по мешку, и даже по полтора, разрешит вывезти.

Наша задача: при посадке в автобус следить, чтобы лишнего не утащили. Скажет бригадирша «по мешку», значит, следи, чтобы количество мешков, загружаемых в автобус, соответствовало количеству пассажиров.

В общем, творческая работа. Я не шучу, это серьёзно. А творчество в том, чтобы не заметить, как они лишнее тащат. Но в тоже время, чтоб и бригадирша видела, какой ты строгий и принципиальный. То есть, надо не видеть то, что не видит она, и поднимать шум, если она что-то заметила. Потому что, с одной стороны, с бригадой ссориться не стоит, ведь они же тебе по утрам, перед окончанием смены, твою же отоварку собирают. С другой стороны, и службу показать надо, и характер.

Когда, например, на обед в автобус все беременные с поля идут, этого не замечаешь. А беременные буквально все. И девицы, и бабки старые, и мужики. Карманы тоже морковкой, свеклой набиты. Даже специальные баулы в штаны и юбки вшивают.

Казалось бы, ну сколько ж ты там, за пазухой, унесёшь? Ведь в конце дня мешок получишь. Нет, хоть пару морковок, хоть помидорину, а прихватить надо.

Да что ж мы за люди такие?!

Скажи человеку: «Вот тебе поле, бери сколько нужно», так мало того, что наберёт не сколько нужно, а сколько увезти сможет, даже если не съест, даже если сгниёт у него всё и выбросит, но всё равно тащить будет. Да ещё, если скажут, бери здесь, а не здесь, он, прежде всего, норовит взять именно там, где не разрешили. Даже если там то же самое, даже если хуже. Но тянет его именно туда. Ну не можем мы не украсть. Видно, уже в крови это, как теперь говорят, в менталитете.

А если вы спросите, кто ж ещё ворует, я отвечу — все! Хотя чисто теоретически это, может быть, и не совсем верно. Может, где-то в тихом углу и притаился ещё особый индивидуум, которого миновала сия всеобщая клептомания. Но он будет лишь тем исключением, которое подтверждает печальную аксиому. Впрочем, вряд ли вы такого найдёте. Но даже если сыщите, и причину выяснять начнёте, почему же такое исключение, то убедитесь, что не ворует он только лишь по причине собственной лени, которая раньше его родилась.

Видели бы вы, что в полях творится, когда председатель в отъезде!

Машины в очередь стоят. Здесь и агроном, и другие начальники, уж не знаю, как там их должности называются, и бригадиры на чужих полях пасутся, и весовщица, и завскладом, и кого только нет. Причём друг на друга поглядывают, и наглости другого удивляются:

— Ты ж смотри, сколько он нагрузил?! Ай, бессовестная морда!..

И свой мешок поплотнее утрамбовывают.

Да тебе ж, если ты весовщица, всё это на весовую привезут, ты что, там взять не сможешь?

А ты завскладом? У тебя ж это всё полгода гнить будет. Ты что, голодный останешься?

Но там это уже воровство, там это называется: украл, а здесь просто — выбрал.

Но тут же и другое понимание есть: «Ты смотри, сколько взял?! Вот молодец! Хороший хозяин. Всё в дом несёт. Да и я не хуже. Все берут, а я что, лысый?».

Чем больше возьмёшь, тем лучше о тебе люди думать будут.

А председатель обычно записочки бригадирше шлёт: «Маша, дай человеку мор. св. пом. по 1,5 т».

У него таких человеков каждое утро перед Правлением целая очередь выстраивается. И кто там взвешивать будет, по полторы тонны они в «КАМАЗ» с поля загрузили или меньше. Председатель разрешил, значит, можно.

Впрочем, он давно уже не председатель, и колхоз не колхоз, а какое-то там общество с какой-то там ответственностью. И как теперь должность председателя называется я даже не знаю. И никто не знает. У многих спрашивал, все плечами пожимают.

Как-то, в период работы в Союзе художников, мне один гражданин-товарищ визитку оставил. В ней после нового названия старого колхоза самым крупным шрифтом значилось: «ГОЛОВА ХОЗЯЙСТВА». Да-да, даже не глава, а именно голова. Тогда с художниками ещё посмеялись: если он голова, то должны же быть и остальные части тела.

Может, и наш теперь Головой числится, только все его по-прежнему называют — председатель. Но чаще по фамилии. А у него ещё и фамилия смешная, подстать должности — Метла.

Так и кричат с одного края поля на другой, предупреждая об опасности:

— Метла-а е-еде-ет!..

И все сразу создают видимость напряжённого, ударного труда: зады кверху, голову в землю. А бригадирша даже ростом выше становится и гордо наблюдает за ударной работой. Боятся его.

Но это всё днём происходит, под лучами, так сказать, яркого и палящего. Ну, иногда и при моросящем дождике не хуже получается. А вот когда ночь наступает, когда луна над лесополосой поднимется, тогда уж наше время приходит.

Машину загрузишь под завязку, и помчался.

Жалко её, трудягу, не предназначена она для таких ралли. На ней собственную задницу с комфортом возить положено, но что поделаешь?

Впереди Карп едет, Карпуша, напарник мой. У него хоть права на месте. Я на почтительном расстоянии, без света. Если его остановят, развернусь, и по газам. Машина мощная, и с грузом потянет. На трассе, конечно, ментовским «Жигулям» не угнаться, но на сельской дороге больно-то не разгонишься, а попытаться можно.

Карпуша — подполковник в отставке. Не старый ещё мужик, в полном расцвете сил. Замполитом служил. Как партию отменили, его с почётом раньше времени в отставку и выпроводили. И пенсия у него приличная, а вот, поди ж ты, не первый год колхозным сторожем промышляет.

На трассу выскочили. Теперь можно и обогнать его. На трассе по ночам менты не стоят, боятся. А в город нам всё равно с разных сторон въезжать. Ему по объездной, а мне прямо.

Вы спросите, кто ж наши поля охранять остался? Да никто. Что этим полям без нас сделается. Если кто и пошалит, так утром, на рассвете, порядок наведём, следы затопчем.