Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Оксана громко смеялась, показывая свои белые ровные зубки, и этот смех, эти широко открытые глаза, этот лёгкий румянец на её щеках ещё более распаляли Александра Ивановича.

После прыганья козлом он даже поведал ей тайную историю о том, как однажды на каком-то вечере в институте они с однокурсниками, скрываясь где-то под лестницей, в темноте пили шампанское из гранёных стаканов и закусывали пирожками с ливером.

— А у вас нет шампанского? — вдруг спросила Оксана.

— Шампанского? — удивился Александр Иванович.

— Ну, да! — продолжала веселиться она и даже подпрыгивала сидя на диване.

— Нет, шампанского нет, — ответил он и искренне удивился тому, что у него в доме, оказывается, нет шампанского. — Впрочем, погодите… Я сейчас, одну минуточку…

Он выбежал в другую комнату и вскоре оттуда прозвучал его радостный крик:

— Ура-а! Да здравствует сухое вино, самое лучшее вино в мире!..

Когда он появился в дверях, высоко держа почти пустую бутылку сухого вина, Оксана расхохоталась громче прежнего.

— Я раскрыл мамины тайники и нашёл остатки её дня рождения! — продолжал весело кричать Александр Иванович.

— Да ведь здесь и котёнку не хватит.

— Но ведь мы с вами не котята, — подмигнул он и продекламировал: — Предлагаю пить из гранёных стаканов! Ура!

— Ура! — закричала Оксана. — Да здравствуют гранёные стаканы!

Александр Иванович поставил бутылку и побежал на кухню.

Вернулся он совершенно растерянный.

— Вы знаете, у нас нет гранёных стаканов, — тихо сообщил он и виновато улыбнулся.

— О, ужас! — воскликнула Оксана. — Да как вы смели, презренный, сообщить мне об этом?! — включаясь в новую игру, она сделала в его сторону царственный жест и приказала: — На колени! Я велю казнить вас! Эй, стража!..

Александр Иванович послушно опустился на колени и, сложив на груди руки, взмолился:

— Не губите меня, королева!

— О, нет, презренный, — продолжала она и, подойдя к нему, протянула руку над его головой. — Вы не заслуживаете моей милости! Вы совершили тяжкое преступление, которое может совершить только самый ничтожный представитель вашего пола! Вы заманили в свой замок несовершеннолетнюю девицу, вы слишком долго отравляли её девственный слух грязными рассказами о своём проклятом прошлом, и в довершение всего вы решили напоить её! При этом вы умело и коварно использовали своё служебное положение, зная, что, находясь у вас в подчинении, она ни в чём не сможет вам отказать!..

Оксана замолчала, увидев его серьёзные, широко открытые глаза. Нет, это был не испуг, это было удивление, помноженное на осознание всей глупости и несостоятельности предъявленных обвинений, но в то же время настолько реальных и так неожиданно обрушившихся на его голову в этой невинной игре, что Александру Ивановичу стало не по себе.

Вот вам и спасительное «вдруг».

Взяла, и вдруг пошутила. И на этом чуть было всё не кончилось, потому что Александр Иванович стал медленно подниматься с колен и серьёзно зашептал:

— Да… действительно…

— Ни с места! — вдруг скомандовала Оксана и опустила свою руку ему на голову.

Да, это была уже не игра, и если даже то, что он не стал сопротивляться, а покорно остался стоять на коленях, можно было принять за продолжение игры, для него эта игра была уже совершенно иная и совсем невесёлая.

— За все ваши преступления, — продолжала она, и в голосе её тоже зазвучали другие, новые интонации, — за всё содеянное вами, вас нужно казнить. Но есть одно средство, которое может спасти вас. Вы ни за что не угадаете, что это за средство, но я вам открою великую тайну! Это средство — поцелуй. Один единственный поцелуй, но самый горячий и страстный, на какой вы только способны…

С этими словами Оксана тоже опустилась на колени и, закрыв глаза, потянула к нему свои влажные, чуть приоткрытые губы.

— Извините, — выдохнул Александр Иванович и отвернулся.

— Целуйте же, — прошептала она и, взяв его за плечи, потянула к себе.

Конечно, дальше всё могло быть совершенно иначе.

Александр Иванович вполне мог подняться с колен, обругать себя всякими нехорошими словами, пожурить Оксану за то, что она вовремя его не остановила и тоже позволила себе некоторые вольности, которые в её возрасте недопустимы. Возможно, он мог даже выгнать её или, в лучшем случае, проводить домой, извиниться перед родителями за её столь позднее возвращение, может быть, даже рассказать им всё и, не снимая с себя вины за сегодняшний вечер, посоветовать всерьёз заняться её воспитанием…

Всё возможно.

Но ничего подобного Александр Иванович не сделал. А сделал он совершенно противоположное: наклонился и, неумело вытянув губы, чмокнул её в щёку.

— Ну-у, — протянула она. — Разве так перед казнью рыцари целуют прекрасных дам?

— Но вы, простите, ещё не дама, — серьёзно возразил он.

— А откуда вы знаете, дама я или нет, — хихикнула Оксана и прильнула к нему. — Обнимите же меня. Вот так. А теперь целуйте!

И Александр Иванович поцеловал.

И это было уже не вдруг.

Конечно, он не был готов к такому повороту событий, но возможно ли было не поцеловать эти нежные, тёплые губы, эти опущенные длинные ресницы, эти мягкие, пахнущие весной, волосы? Возможно ли, чтобы не закружилась голова, когда эти влажные губы прикоснулись к его шее, и упругий быстрый язычок пробежал по ней? Возможно ли?..

Всё возможно.

Что было потом?

О, что было потом!

Вскоре в квартире Александра Ивановича погас свет и только кухня, если внимательно приглядеться с улицы, чуть освещалась через маленькое окошко ванной. Там свет горел до утра. Может быть, они просто забыли его выключить, может быть…

Впрочем, стоит ли описывать всё, что происходило в эту ночь в квартире Александра Ивановича?

Одни сочтут это описание издевательством над учёным мужем и смакованием его грехопадения, посягательством на нравственность нашей науки и обвинят автора во всех смертных грехах, воскликнув при этом: «Куда же это общественность смотрит?! Нам молодёжь воспитывать, а тут!..».

Другие, с любопытством перечитав несколько раз все подробности этой ночи, облизнут мокрые губы, промокнут потеющую лысину и, закатив глаза, подумают: «Ну, зачем уж так подробно?.. Всё-таки это должно оставаться тайной. А не позвонить ли мне… Поздновато, конечно, ну да ничего, она поймёт». И, набрав номер, громко, так чтобы в другой комнате слышала жена, скажут: «Валентин Петрович, вечер добрый! Извини, что так поздно, я из дома, жена вот тут рядом… Понятно, да? Так как насчёт завтрашнего совещания? Что? Я говорю обсудить бы надо позицию, прийти, как говорится, к консенсусу. Нет, альтернативы не вижу. Да-да, именно. Так я сейчас подъеду. Что? Поздно, говоришь? Что поделаешь, дело прежде всего. Так я еду? Ну, добро, жди». И, положив трубку, одеваясь под равнодушным взглядом жены, поворчат: «Чёрт знает что! Ни днём, ни ночью покоя нет. Ты уж не жди меня, ложись спать. Я вернусь, наверное, поздно». И действительно они вернуться поздно, а точнее рано утром и, плотно позавтракав, отправятся на работу, так и не дочитав, что там дальше написал автор.

Иные же, прочитав подобное описание, только поморщатся: «Подумаешь, тоже мне секс! Теперь и не такое показывают. Вот недавно по видику смотрел, так вот там секс, а это… Тьфу!»

Но не будем искушать судьбу. Пусть спокойно спят блюстители высокой нравственности, пусть ночуют дома потеющие лысины, пусть не будет повода плеваться у пресыщенных сексоманов. Пусть каждый всё увидит так, как ему позволяет воображение, и подумает то, что подскажет ему собственная память.

Автору гораздо важнее то, что по этому поводу думал сам Александр Иванович.

А Александр Иванович в половине четвёртого утра стоял в тёмной комнате у окна и смотрел на улицу. Его далеко не атлетическая фигура чётко вырисовывалась на фоне освещённого далёким фонарём окна. Он стоял, заложив руки за голову, глядел на этот фонарь и думал:

«Господи! Да как же это?! Она — милая, прекрасная девочка, и я… Да ведь я для неё старик, она же ещё совсем ребёнок!.. Но она со мной… Значит, она меня, старика… Да как же это? Господи, да за что же мне такое… такое…»

Александр Иванович долго не мог найти подходящего слова, и вдруг…

О, это магическое «вдруг»! Все величайшие открытия происходят именно вдруг. Как бы долго их не ждали, как бы долго к ним не готовились, они всегда неожиданны.

Да, приближалась весна, была лаборатория, была наука, и он был на пороге величайшего открытия, и вдруг…

— Счастье!.. — прошептал Александр Иванович. — Да-да, именно счастье! За что же мне такое счастье? Впрочем, разве оно бывает за что-то? Просто оно пришло. Пришло и всё. Вот оно!..

Он повернулся и медленно подошёл к дивану. Осторожно, так чтобы не потревожить только что задремавшую Оксану, он прилёг на самом краю и долго смотрел на её едва различимый в темноте профиль.

«Да, это… оно — счастье…» — засыпая, подумал он, улыбнулся и закрыл глаза.