Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

И вот третья попытка.

Может быть, это просто возрастное?

«Седина в бороду, бес в ребро».

Она младше меня на двадцать один год. Не только физиологически, но даже юридически вполне могла бы быть моей дочерью. Да ещё у неё прелестная четырёхлетняя дочурка, мечта любого папаши, этакий вождь краснокожих в ангельском обличии. И уже назвала меня папой…

Да…

Да, я хочу этого!.. Я очень хочу…

Что ж, попробуем, пожуём-увидим…

Нам повезло, мы довольно быстро нашли и сняли недорогую, вполне приличную квартиру.

Мы живём уже несколько месяцев.

Мы счастливы!

Причём, так думаю не только я, но и она, и даже наша маленькая бандитка.

Ночь.

Только что всё было прекрасно, ласково, страстно… Она побежала в душ, а я…

Я, естественно, закурил, и — уселся за компьютер. И ничего удивительного в этом нет. По крайней мере, для неё и тем более для меня. Я заканчиваю книгу, у меня много работы.

Вот она выскочила из душа, шмыгнула под одеяло, но тут же поднялась, голышом подбежала ко мне, чмокнула в щёку:

— Любимый, давай спать…

Я обнял её:

— А ты уверена, что, если я сейчас лягу, мы будем именно спать?

Она кокетливо вздыхает и шепчет мне на ухо:

— Мне ведь рано вставать…

Ей действительно рано вставать, а уже половина четвёртого.

— Спи, Малыш (я называю её Малышом), только сначала я поцелую всех своих малышей.

Я веду её к постели, укладываю.

— Приляг со мной, — просит она.

— Нет, я только поцелую. И губки (чмок), и глазки (чмок-чмок), и ушки (чмок-чмок), и грудки (чмок-чмок), и рыжика (чмок), и попку (чмок-чмок), и ножки (чмок-чмок). А теперь спи.

— А ты?..

— А я ещё поработаю. Потом… У меня ещё осталось винцо…

Она огорчённо:

— Понятно. Значит, ложиться не собираешься?

— Собираюсь. Но ведь тебе рано вставать. Кто же тебя разбудит, если не я?

— Я люблю тебя, Солнышко моё (она называет меня Солнышком).

— Я тебя тоже, любимая. И притом люблю очень сильно. Спи, родная…

Она улыбается, кладет обе ладошки под щечку, как совсем маленький ребёнок, и засыпает.

Я иду в душ, становлюсь под слишком горячую для меня воду и думаю примерно следующее:

— Счастье!.. Да-да, именно счастье!.. За что же мне такое счастье? Впрочем, разве оно бывает за что-то? Просто оно пришло. Пришло, и всё. Вот оно!..

И вдруг я понимаю, что произношу чужие слова. Нет, слова как будто мои, и в то же время — не мои. Как будто старая, давным-давно пережитая и многократно сыгранная роль каким-то странным образом возродилась в подсознании.

Я мучительно пытаюсь вспомнить, откуда во мне этот до боли знакомый текст.

И вдруг…

Вода кажется мне ледяной, в ушах зенитной канонадой предательски рвётся пульс.

Я вспомнил!

Это мой текст. Старый, давным-давно забытый текст.

Когда-то я уже пережил всё это. Не наяву, не во сне, но пережил. Самое ужасное, что я теперь вспомнил, чем всё это закончилось. От этого воспоминания меня и бросило в жар, от этого и горячая вода показалась ледяной, от этого…

Неужели человек способен вот так всё предугадать?

Нет! Этого не может быть! Это мистика, колдовство. Я в это не верю. Этого не было!..

Закутавшись полотенцем, я иду на кухню.

Вина не хочется. Тем более что Малыш спит, а самому выискивать в холодильнике какую-то закуску мне просто лень. Не будить же её. Впрочем, если бы я разбудил лишь для того, чтобы приготовить мне что-нибудь закусить, она бы встала и сделала это с удовольствием. Но мне не до того, не до того…

Чувствую, что разгулялась моя «гортензия-гипертензия», в смысле, давление подскочило.

Хочется чаю. Ну, уж его-то я сделать в состоянии. Завариваю «по-черному» в чашке. В другой чашке расталкиваю с сахаром дольку лимона. Переливаю чай, размешиваю…

А вот выпить этот чай забываю…

Стараясь не разбудить своих девчонок, пробираюсь в кладовку, достаю старые чемоданы, коробки. Раскладываю кипы черновиков, набросков… Я ищу давным-давно написанный, забытый рассказ.