Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Счастье моё видит такое дело, что упаковал я их, что они уже согласны, аж подпрыгивает, дочурку тискает. А малышка смышлёная, всё понимает, ей особенно интересно. Спрашивает:

— Ты теперь мой новый папа будешь?

— Ну, если ты не возражаешь, конечно, буду.

Обрадовалась, аж заплясала. И Счастье не удержалась, тоже подскочила. За руки взялись, выплясывают. Одно слово — девчонки.

Встал я, прощаться начал, раскланиваться.

Счастье моё за сумку схватилась.

— Нет уж, — говорю. — Ты сегодня дома оставайся, с родителями побудь, с доченькой. Всё-таки много переживаний было. А я завтра во второй половине дня приеду, поедем квартиру искать.

Они всем табором провожать меня вышли. Но я долго не прощался. По газам, и вперёд.

Я почему сказал, что во второй половине дня приеду? Надо же было винца взять, закуски приличной, посидеть вечерок, подумать, — всё же серьёзный поступок совершил, — а утром хорошенько отоспаться.

По городу помотался, на дачу приехал, приготовил ужин, сел, задумался.

Первый раз я женился, когда мне было двадцать пять. Ей тоже было двадцать пять. В общем, уже взрослые люди, самое время семью создавать. Да не тут-то было…

Но всё по порядку.

Всё началось с того, что будущая жена, ещё не будучи в этом звании, — то есть о женитьбе не то что разговоров, мыслей не было, — совершенно неожиданно решила провести у меня отпуск.

За год до этого мы познакомились в гостинице, где она случайно задержалась у меня в номере дольше, чем предписывала советская мораль. Вскоре я уехал из этого города, и мы очень легко расстались. Как мне тогда казалось, навсегда. Но вскоре она сделала сюрприз, появившись у меня дома в новогоднюю ночь.

Ещё через несколько месяцев я валялся с загипсованной ногой. Узнав об этом, она прилетела на неделю лечить меня.

А летом приехала в отпуск.

Однажды моя мать спросила:

— Ты не собираешься узаконить ваши отношения?

— Можно и узаконить, — равнодушно ответил я.

Мне было лень размышлять на эту тему, а тем более что-либо обсуждать. Но, столкнувшись с препятствием, я неожиданно проявил поразительную активность, которая была воспринята всеми, кроме меня, как страстное желание жениться. Для меня же этот факт абсолютно ничего не значил. Просто появилась проблема, которую нужно было решить, и я уже не мог остановиться.

По тогдашним законам, — не знаю, как теперь, — заявление о регистрации нужно было подать минимум за месяц. И тут выяснилось, что моей будущей жене необходимо вернуться из отпуска и появиться на работе за два дня до истечения этого срока. Даже билет уже был на руках.

Уговоры зарегистрировать нас на два дня раньше оказались бесполезными. Закон есть закон.

Я возмутился и пошёл по кабинетам. В итоге мне пришлось дойти до секретаря райкома партии, откуда и поступило указание расписать нас, в виде исключения, даже не на два, а на три дня раньше.

Через день после регистрации она улетела.

А через два года в жаркий июльский полдень у нас родился сын.

Закон тогда позволял не работать после рождения ребёнка один год. Этот год мы и прожили вместе. После чего она улетела вместе с малышом.

Почему улетела?

Формальная причина заключалась в том, что ей нужно было возвращаться на работу и заканчивать последний курс университета. А действительная причина…

«…Родители должны любить детей, дети…»

А что же с внуками?

Пока не было внука, моя мать и жена ещё как-то уживались, но когда появился малыш…

Мать почему-то решила, что любить его, лелеять и делать всё правильно может только она. И чуть ли не до драки.

Я старался не вмешиваться. Может быть, из-за лени, может, из-за того, что полностью был занят работой, театром, ролями, гастролями…

Жена с ребёнком уехали.

Только после их отъезда мать поняла свою ошибку. Даже не поняла, просто ощутила трагедию, оставшись без внука. Эта безмерная, катастрофическая любовь толкнула её на новое сближение с невесткой и вскоре у них завязалась частая переписка, а потом чуть ли не дружба.

Я писал ей редко, почти совсем не писал.

Три года мы встречались только в отпуске. Отдыхали в Сочи, в Новороссийске.

Не будучи тренером по сексу, не имея даже разряда в этом виде спорта, всё это время я хранил ей относительную верность.

Само понятие верность, на мой взгляд, явление довольно относительное. Вопрос в том, чт€о считать неверностью, а точнее изменой: желание другой женщины на уровне чувств или даже инстинктов, или сам процесс совокупления. И то и другое в равной мере можно считать изменой. Причём первое, т. е. желание, даже при условии воздержания, по-моему, не менее безнравственно, чем второе.

Через три года в стране впервые праздновался Международный день театра.

Так совпало, что именно перед этим днём я получил гонорар за рассказ, опубликованный в толстом литературном журнале, и решил совместить эти два события, устроив небольшую пьянку…

Эта пьянка закончилась сменой жены.

Вторая жена была на восемь лет старше меня. Влюбился я в неё ещё юношеской платонической любовью, когда мне было лет семнадцать. Она была актрисой. Я тайно посвящал ей стихи и носил за кулисы цветочки.

Пока я служил на флоте, учился, ездил по стране в поисках лучшего театра, она трижды сходила замуж и родила дочь.

Наутро после той пьянки я проснулся в её постели.

К тому времени, как уже сказано, у меня была далёкая жена и трёхлетний сын.

Когда законная жена приехала в очередной отпуск, я повёл её в ресторан и всё рассказал. Она немного всплакнула, мы выпили ещё, и я узнал, что у неё за это время тоже появился мужчина.

Потом они приезжали втроём, с моим сыном, я ездил к ним.

Сыну было лет пять, когда он, неумело согнув пальцы, как изображают новых русских и тюремных авторитетов, серьёзно заявил:

— А вообще мне в жизни повезло! У меня аж два папы. У многих и одного-то нет!

Со второй женой мы прожили восемь лет.

Вместе работали, вместе пили. Иногда крепко. Пили чаще вдвоем, изредка по очереди.

Потом я попал в аварию, и после больницы ещё восемь месяцев загипсованный провалялся у матери.

Что такое цифра восемь? Это даже не один, а два нуля. А может быть, две петли? Впрочем, — ладно…

За время пока мои кости восстанавливали свою прочность, она появилась дважды. Первый раз ещё в больнице, второй, когда я настоятельно попросил водки.

Она принесла граммов двести в баночке из-под майонеза и виновато выдохнула перегаром:

— Извини, это всё, что осталось…

На том и расстались.

Потом время покатилось неудержимой лавиной.

Думаю, что меня уже трудно чем-либо удивить. Были и грязные шлюхи в похмельном синдроме, и роскошные женщины с безумством на рояле, и тихие домашние мышки, подающие кофе в постель, и малолетние искательницы приключений. Некоторые пытались обуть меня в домашние тапочки. Иногда это им удавалось, но ненадолго.

При первой попытке выяснения отношений я отшучивался, во время второй молчал, после третьей садился в машину и уезжал.

Вообще мне кажется, что выяснение отношений самое бессмысленное занятие. Ну, глупо объяснять, почему ты поступил так, а не иначе, почему ты сделал то и не сделал это. Ещё глупее на словесном уровне доказывать свою правоту. А может быть, просто моя лень считает это занятие слишком сложным. В любом случае мне проще уйти, чем заниматься этим бессмысленным делом. Причём абсолютно неважно, куда уйти — в запой, за дверь, или куда подальше. Чаще приходилось уходить куда подальше.