Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

На основании вышеизложенного, хочу на всякий случай предупредить вас ещё раз. Если вы захотите убедить меня в том, что мне угрожает мой племянник-француз или двоюродный брат моего троюродного зятя, который до сих пор проживает в одной из африканских стран, бывшей французской колонии, я могу не сразу вам поверить. Даже если вы предоставите мне кучу справок. И уж, в крайнем случае, прежде чем купить вам самолёт, я выучу несколько фраз по-французски, узнаю его телефон, позвоню и вежливо, по-родственному, спрошу, что он против меня имеет. Думаю, что мы найдём с ним общий язык. Даже не будучи полиглотами. Но, конечно, при условии, что вы не будете переводить для нас наш разговор с русского на русский и с французского на французский. И вообще не будете его слушать. Обещаю, что мы, в отличие от вас, не будем употреблять непарламентские выражения, и быстро всё уладим без вас.

— А как же мы? — опять спрашивают они.

— А у вас что, других проблем уже не осталось? — спрашиваю у них я.

— Осталось! Ой, как много осталось! — кричат они.

— Например? — спрашиваю я, закуриваю и пускаю дым им в лицо.

— А внутренняя безопасность и целостность? — возмущаются они, пытаясь поставить меня в тупик.

— Под целостностью вы имеете в виду тот немногочисленный горячий народ, который захотел жить без вас и без меня? Так я не возражаю, пусть живут. Мне непонятно, почему возражаете вы. Они вас чем-то обидели, оскорбили, обокрали, и вы хотите им отомстить?

— И то, и другое, и третье, — гордо говорят они.

— А вы их не обижали, не унижали, не обкрадывали, не расстреливали, не ссылали всем народом в двадцать четыре часа в голые казахские степи? И вы хотите, чтобы они вас любили и уважали? Ах, это давно было, ах, это не вы, это до вас? Но ведь вы помните. Значит, и они помнят. И никогда не забудут. Им не за что любить не только вас, но и меня. А я могу лишь извиниться перед ними за вас, пожать им руку, пригласить в гости на уик-энд, и очень обрадоваться, если, несмотря на всё вышесделанное вами, они примут моё приглашение.

Ах, они вас ещё и обокрали? Так, извините, чьи деньги они украли? Я думаю, что мои. А у кого? У вас. Так во-первых, если бы эти деньги были у меня, я бы их лучше охранял, а во-вторых, я им прощаю, потому что они тоже за свою жизнь заработали не меньше, чем я, и получили не больше. Отдайте им то, что они заработали, извинитесь за то, что сделали до вас и отпустите с богом, потому что ни копейки, ни крошки сухаря, ни даже нитки для погона, на то, чтобы принуждать кого бы то ни было жить по вашим законам, я вам не дам. Хватит того, что мне приходится жить по вашим законам, которые вы пишите для меня в угоду себе.

Мало того, если вы, по вашим законам и вопреки моей воле, заберёте в вашу так называемую армию моего сына, и пошлёте его с автоматом защищать ваши, а не мои интересы, я вам этого не прощу. Никогда не прощу.

Даже если он вернётся оттуда живым и здоровым, всё равно не прощу вовеки веков.

И если вы удосужитесь почитать вами же писаные законы, то с удивлением узнаете, что каждый народ имеет право жить так, как желает он, а не так, как хочется вам.

— А если они бандиты? — кипятятся они.

— Бандиты, жулики, наркоманы, извращенцы? — переспрашиваю я.

— Да!

— Хорошо, начнём с жуликов. Вы их боитесь? А я нет. У меня моя квартира под круглосуточной охраной. И не только, когда меня нет, но и когда я дома. Причём мне, в отличие от вас, бесплатная охрана не полагается. Но она у меня бесплатная. И я в ней уверен, как в самом себе. В смысле, вашей охране, со всем её вооружением и оснащением, до моей, как до Киева, сами знаете как, да ещё через ваши таможни. Ваша охрана может не успеть из-за пробки на дороге, из-за спущенного колеса, из-за того, что её в это время вызвали в другое место. Вашу сигнализацию молодой специалист с незаконченным средним отключит одной шпилькой для женских волос. А я, когда уезжаю куда-нибудь, стучу в соседскую дверь, протягиваю ключи и говорю:

— Баба Маня, я тут отлучусь на несколько дней. Цветочки польёте и рыбок покормите?

Она с радостью:

— Конечно, милок.

Вот и вся моя охрана, вот и вся моя сигнализация. И гарантия сто пятьдесят процентов.

Бабу Маню шпилькой не вырубишь. И если кто-то к моей двери подойдёт ближе, чем на сто метров, так баба Маня через две минуты, точнее, — я по секундомеру засекал, — через одну минуту пятьдесят девять и тридцать пять сотых секунды, всё знает: кто пришёл, зачем пришёл, где он прописан, где его найти после двенадцати ночи и чем в детстве болела его бабушка. И если этот кто-то всё же зачем-то ко мне приходил, то после допроса бабы Мани он будет долго вспоминать, что же ему было нужно. Но обязательно вспомнит и даст ей полный отчёт.

— А если он с оружием? — вопрошают они.

— Если он кухонный нож в пьяном запале прихватил, так баба Маня в два счёта посредством только одного своего зычного голоса с ним справится. Вмиг отрезвит, по мягкому месту нашлёпает, а его ножом ещё очень долго будет у себя на кухне капусту шинковать. Но если он с настоящим оружием придёт, так это уже не жулик, а бандит. И прежде чем с ним разговаривать, хочу вам несколько вопросов задать.

Сначала объясните мне, откуда он взялся, этот двухметровый детина в камуфляже и черной шапочке с прорезями для глаз? У него и пистолет на поясе, и нож в сапоге, и автомат за спиной и граната в кармане. Это я конкретно у вас спрашиваю — откуда он взялся? Я ему это снаряжение и оружие не покупал, баба Маня тем более. Ах, вы тоже ему не покупали, он сам это взял? А, простите, у кого? Может быть, и у вас, но вы об этом не знаете? Вот это мне непонятно. Я понимаю, что вы много всякого оружия делаете, и трудно уследить, куда оно девается, но всё-таки. Вы на каждом стволе номер ставите? Причём такой, что обычной наждачкой и не сотрёшь. Да его и не стирает никто. А куда этот ствол вы направили, у вас разве не записано? И разве тот, за кем он числится, каждый раз не расписывается в особом журнале? А если он это оружие вовремя не вернёт, что с ним будет? Так что же это за учёт у вас такой, если по стране столько оружия гуляет?

Когда из этого ствола кого-то убили и вам в насмешку оставили, вы сразу находите, когда он был сделан и кому принадлежал, но как в чужие руки попал, сообразить не можете. Так почему же вы его не ищите ещё до того, как из него кого-то убили? Не знаете где искать? А я знаю. И могу его не только найти, но и купить. Пойду на обычный городской рынок, спрошу у одного, второго, третьего. А пятый мне и предложит. Это я точно знаю. Причём предложат мне не какой-нибудь там газовый пистолетик, а всё что угодно, от автомата до ракетной установки. Только плати, и пользуйся. И зачем я это покупаю, в лес по грибы ходить или к тёще на день рождения, он спрашивать не будет.

Да я вам больше скажу. Никогда этот ствол в чужие руки не попадал. Он в своих остался. В смысле из одних своих перешёл в другие свои же. Потому что, кто же научил этого бандита с оружием обращаться, шейные позвонки одним движением переламывать, одним ударом кости дробить? Я этому научить не мог, я сам не умею.

Помните, что один мудрый писатель изрёк, кстати, военным лётчиком был: «Мы в ответе за тех, кого приручили». А кого научили? Вы его полжизни учили убивать, потом он вам на политзанятиях что-то невпопад ответил, и вы его выгнали. И вы думали, что он на стройку пойдёт, кирпичи подавать? Он же этого делать не умеет. Он по специальности работу искать будет. И найдёт.

Вот поэтому, если вы моего сына будете учить такому ремеслу, не дождаться вам моего прощения.

— А если это не наше оружие? Если оно оттуда? — не унимаются они.

— А вот это уже совсем глупость, которая на практике реально существует. Сколько дармоедов мои сумки и руками и приборами прощупывают, когда я к тётке на Украину еду? И все без исключения один и тот же умный вопрос задают:

— Оружие, наркотики везёте?

— Обязательно, — признаюсь я. — Два кило сала и три вяленых леща.

Ну, рыба-то там давно, как наркотик шла, особенно под пиво, а теперь и национальное лакомство — сало в тот же разряд попало. Из России везти приходится.

А вы, не знаете, как сюда оружие попадает? Да через этих же дармоедов и попадает. И наркотики так же.

Ах, про наркотики вы знаете. Ну, знаете, а дальше что? Ах, очень серьёзная проблема? И все о ней знают?

И я знаю. И могу минимум три точки показать, где эти наркотики в розницу продают. И откуда их привозят, могу показать. И почём там берут, и почём тут продают, поведаю. Вот сколько платят, за то, чтобы вы их не трогали, не скажу, потому что не знаю. Это у них тайна. Да спросите любого таксиста в любом городе. Он вам ещё больше покажет и расскажет. А ваши стражи порядка, целые отделы по борьбе с этим зельем, — не знают? Всё они знают. Только место у них тёпленькое, и с наркотиками им бороться незачем. Службу свою показать — это всегда пожалуйста. Они ведь всех наркоманов наперечёт знают, и за полдня приведут сколько захочешь, только прикажи. Но наркоманы люди больные, их, по вашему же закону, отпускать придётся. А точки торговые закрывать вашим бойцам никакого смысла нет. Кто ж тогда этих доблестных воинов кормить будет? И если вы станете меня убеждать, что они там не кормятся, так я не только не поверю, но и понятно мне будет, что вы тоже из той же кормушки хлебаете. А главная причина, почему им нет смысла эти точки закрывать не только мне, но и любому младенцу понятна. Ну, переловят они всех торговцев за месяц, а дальше чем заниматься будут? Их же в другое место пошлют, а там вряд ли теплее будет. Это только дураки за один день всю работу сделают, и без дела остаются. Умный и результат показать сумеет, и работу, за которую ему платят, так спланирует, что её на всю жизнь хватит. Ведь кто его учил? Не вы ли?