Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Вот и яма кошмарная светится, полыхает. Он скорость сбавил.

— Вот… вот… Здесь. Смотри!..

Машина в яме уже по-другому лежит, почти совсем на крыше, капотом ещё больше в полиэтилен зарылась. И уже вся чёрная. Стёкол нет, багажник, как мятая консервная банка, тупым ножом открытая, разворочен. Я сообразить успел: это не бензобак рванул, а газовый баллон так разворотил её.

— Стой. Стой здесь. Да стой же ты!!!

А Феликс не останавливается, вокруг ямы объехал, опять по газам, и назад к дороге.

— Стой! — кричу. — Огнетушитель дай! Там же Малыш мой! Стой!!!

И он кричит:

— Да что ты там этой пипеткой сделаешь?! Нет её там! Всё! Нет её!..

И только тут дошло до меня, что он прав: не может она там до сих пор быть. И никогда её уже не будет. И ещё дошло, или может сначала закричал я, а потом уже понял, что так оно и есть. Истошно завопил, во весь голос:

— Это я убил её!!!

А он кулаком мне в челюсть.

Феликс только с виду такой щуплый, а удар у него, оказывается, слава богу. А может, просто знает, куда и как бить.

У меня в голове помутилось, как будто реле какое-то выключилось. Дальше только короткие фрагменты помню. Видел, как его мобильный телефон засветился, он кнопки нажимал. Потом он что-то о пожаре говорил, и ещё говорил, что ничего не знает, просто мимо проезжал.

Но, видно, я всё же недолго в отключке был. Очнулся — по улице едем. Феликс тихо, спокойно спрашивает:

— Оклемался?

Я кивнул. Он вопросы задавать начал: как всё произошло, когда встретились, видел ли меня с ней кто-нибудь, во сколько я от матери вышел. Я односложно, коротко отвечал. Даже помню, что не заикался. Ещё он спросил, за сколько времени я обычно от матери до дома дохожу. Он знал, что я частенько и туда и обратно пешком топаю.

— Очень хорошо, — сказал он, телефон из кармана достал, набрал номер.

А я всё ещё не понимаю, что он задумал. Мне всё кажется, что мы сейчас развернёмся и назад поедем. Он же пожарных вызвал, мне же там надо быть.

Слышу, он по телефону просит меня позвать, потом переспрашивает, давно ли я ушёл, и вдруг весело в трубку:

— А, вижу, вот он идёт. Спасибо, извините, до свиданья.

И выключил телефон.

Откуда я иду, куда иду? Ничего не понимаю. Я же здесь рядом сижу. А Феликс говорит:

— Ну-ка проверь, ничего ты там не потерял? Платочек, зажигалка или ключи — всё на месте?

Понял я к чему он клонит, и сами по себе слёзы из глаз покатились.

— Зачем, Феликс? Ведь это я. Я убил её… Поехали назад.

— Ты всё-таки проверь.

Я достал платочек, слёзы утираю. Ещё раз хочу попросить его назад ехать, а сказать ничего не могу, спазмы в горле.

А он о своём:

— Так, платочек есть. Ключи?..

Я ключи достал, и только тут заметил, что наручники-то до сих пор у меня на руке одним браслетом пристёгнуты, и ключ из них торчит.

Он машину остановил.

— Мне здесь на минутку заскочить надо. Ты посиди, поплачь, не стесняйся. Только без глупостей. Это не я тебя спасаю, это бог так решил. То, что мы с тобой сейчас встретились, явно от него знак. Я вообще на той заправке первый раз в жизни заправлялся. Даже на пляже там никогда не был… Но лучше давай так сделаем…

Он за руку меня взял, ключ из наручников вынул и свободную браслетину за руль защёлкнул.

— Посиди, поплачь. Я быстро.

И ушёл.

Я сидел и плакал. Даже не плакал, просто слёзы утирал. А они ручьями.

Он быстро вернулся, снял наручники, спрятал их, и поехали.

Мимо дома моего проехали, у магазина остановились.

Феликс говорит:

— Возьми себя в руки, приведи морду в порядок, и пошли в магазин.

Я головой отрицательно покачал, он настаивает:

— Пошли. Так надо.

Вышли из машины. Он у двери магазина меня остановил, осмотрел, брюки мои на коленках отряхнул.

— Пошли. Просто стой рядом, и всё.

Зашли в магазин. Несколько человек в очереди у прилавка стоят. В основном алкаши местные, за разливным вином. Я в этот магазинчик тоже частенько захаживал, но здесь не пил никогда. Я себе к ужину в бутылочку брал.

Продавщица знакомая. Из всех, кто здесь работает, самая медлительная, жуткая копуша. У неё всегда очередь. Увидела меня, поздоровалась. Я кивнул.

Подошла очередь. Феликс вино брать не стал. Попросил бутылку коньяку, консервы, шоколадку.

— Хлеб у тебя есть?

— Не помню. Кажется, есть.

— А кофе?

— Есть.

Я ему отвечаю, а сам думаю: «Как же можно после всего вот так, спокойно, в магазине стоять и продукты покупать? А ведь я не только спокоен, но как-то даже равнодушен ко всему. Как будто не со мной всё это происходит. Даже как будто не произошло ничего, а просто приснилось».

Феликс хлеба попросил, бутылку минералки, и ещё бутылку пива. Продавщица всё это на прилавок выставляет, а он мне передаёт. Передал минералку, а пиво только протянул, и отпустил бутылку. Я схватить не успел, она о цементный пол, и вдребезги.

Жидкость на полу вспенилась, очередь в стороны шарахнулась. Феликс ахает, охает, извиняется, просит у продавщицы веник, совок. Она перегнулась через прилавок, посмотрела на пол, сказала, что сама уберёт. Он ей деньги протянул, сказал, что сдачи не надо, ещё раз извинился, и пошли мы к выходу.

Сели в машину, помолчали.

На лобовом стекле мелкие капельки дождя заблестели. Капельки всё крупнее и чаще, вот уже слышно как по крыше стучат.

Феликс обрадовался:

— Вот и дождичек пошёл. Это хорошо.

— Ты специально пиво разбил, чтоб она нас запомнила?

— Видишь, ты всё прекрасно понимаешь. Значит, всё будет отлично.

— Как же я жить с этим буду, Феликс?

— Легко. Я думаю, что даже легче, чем последнее время жил.

— А она?..

— В конце концов, она сама свой выбор сделала, и… Ладно, поехали.

Дома Феликс меня прежде всего в душ загнал, а сам на кухне хозяйничал, ужин готовил.