Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

В пятницу вечером был скандал.

Не совсем, конечно, скандал, но так — крупно поговорили.

Началось за ужином, когда баба Оля строго объявила, что завтра всем нужно встать в пять часов утра и ехать на рынок за картошкой, купить килограммов двести, чтобы хватило до следующей осени.

Её не поддержали.

Более того, невестка вдруг высказалась, что поскольку она хозяйка в доме, то сама в состоянии решать, когда чем заниматься, и советчики-контролёры ей не нужны.

Это была уже грубость.

Баба Оля, естественно, возмутилась. Возмущение выразилось в нескольких довольно резких фразах, после чего невестка выскочила из-за стола и убежала в другую комнату.

Тогда-то бабу Олю и понесло. Не стесняясь в выражениях, она высказала все свои мысли по поводу Петькиной семейной жизни, не забыв упомянуть при этом, что она тоже не последний человек в доме.

— Маманя, ну что же вы так! Ну, вы хоть выражения подбирайте… — пытался вставить слово Петька.

— Да мне, что ли, картошка эта нужна?! — не унималась баба Оля. — Я и на хлебе с водой проживу. Ей сейчас задницу лень поднять, а чем потом дитя кормить будет, она думает?!

В конце концов, баба Оля всё свела к тому, что Петька вообще перестал быть мужиком, ничего не может возразить жене и поставить её на место, а значит, в доме у них никогда не будет порядка.

— Поймите вы, маманя, — уже распаляясь, защищался Петька. — Мы всю неделю с утра до вечера на работе. Неужели в выходной нам нельзя выспаться по-человечески? И потом, зимой ту же картошку можно прекрасно в магазине купить! Глупо это всё!..

— Петька! Ты на меня голос не повышай! — перебивала его баба Оля. — Я тебе мать! Это вон супружницу свою воспитывай, чтоб за хозяйством следила да матери грубила поменьше…

Многое ещё хотела высказать баба Оля, но помешал Сашка, её внук. Вернувшись из школы, он сразу сообразил, что в доме опять скандал. Это входило в программу его постоянных развлечений. Бросив портфель в прихожей, он, не раздеваясь, сразу прибежал на кухню и с любопытством уставился на родственников.

При виде сына Петька махнул рукой, сказал: «А делайте вы, маманя, что хотите!», — и ушёл к жене.

Разговор закончился.

Баба Оля заставила Сашку раздеться, вымыть руки, накормила его и отправила учить уроки. Сама же села за стол и, подперев голову руками, задумалась.

Обидно ей было.

Всю жизнь прожила она в деревне. И вот год назад сын уговорил её продать дом, хозяйство и переехать к нему в город на постоянное жительство. Уговорил, конечно, не сразу. Долго сомневалась баба Оля, прежде чем решиться на такую, как она говорила, авантюру. Но, в конце концов, согласилась. Во-первых, потому, что Петька должен был получить новую квартиру, и тогда ему полагалась лишняя комната для неё; во-вторых, потому, что внук Сашка перешёл в четвёртый класс, а это уже серьёзно — глаз да глаз нужен; в-третьих, баба Оля сама чувствовала, что с каждым годом ей всё труднее и труднее одной управляться с немалым хозяйством, в котором были и корова, и поросята, и птица, и приличный участок. Кроме того, была у неё ещё одна мысль, которая подтолкнула решиться на переезд. Петькина жена Ленка была девкой городской, ушлой и подмяла под себя её сына. А сама в хозяйстве ничего не смыслила. Обидно было бабе Оле за Петьку, который пусть на работе и начальник, а дома, как ни верти, у Ленки под каблуком. И хоть прожил Петька с женой уже более десяти лет, баба Оля считала своим материнским долгом навести в его семье порядок и научить их жить по-человечески. Понимала, что задача это нелёгкая, но на что не решишься ради единственного сына, которого она действительно очень любила и, рано овдовев, всю жизнь прожила ради него.

После переезда часть денег от продажи дома она отдала Петьке на новую мебель, а остальные положила на книжку, на своё имя, но с завещанием сыну. Вскоре он получил квартиру, и началась новая жизнь.

Нелегко было бабе Оле. Никак не могла она привыкнуть к этой городской жизни. Многое казалось ей непонятным или даже глупым. И, что самое главное, не было здесь, в городе, той основательности, серьёзности жизни, к которой она так привыкла в деревне. Всё здесь как-то бегом, всё с бухты-барахты, всё несерьёзно, всё вроде бы как временно. Вся жизнь как-то нарасшиперку, как будто и не живёшь, а так только — пережидаешь что-то. И всех в городе такая жизнь устраивает, и как будто все даже довольны.

Не нравилось это бабе Оле. Она даже слово придумала для определения этих вот городских, для которых жизнь что-то вроде железнодорожного перегона. Так и называла их — шиперики.

Кроме того, не ладилась у неё жизнь в Петькиной семье. Ссорились, правда, не так уж часто, не каждый день, и в основном из-за хозяйственных вопросов. Но если вдруг случалось поскандалить, баба Оля твёрдо стояла на своём, чтобы не давать спуску Ленке, и в итоге почти всегда добивалась, чтобы всё делалось так, как она решила. Вообще женщина она была сильная, умела постоять за себя, и потому ещё обиднее ей было за Петьку, который в этих ссорах почти всегда принимал сторону жены. Потому, считала баба Оля, порядка в доме и нет.

Вот, как сегодня.

Ленка вообще, задравши хвост, убежала, и Петька туда же: «Делайте, что хотите!..».

«А что я одна завтра сделаю? Колотишься целыми днями, колотишься, а им всё не так, — ворчала баба Оля, убирая со стола посуду. — Эх, детки, детки… Я что, хуже вам хочу? Вас же, бестолочей, жить обучаю. „Делайте, что хотите!“. Вот не хочу я мыть за вами посуду, — разозлилась она. — Не хочу, и всё тут! А завтра ещё посмотрим. Сама справлюсь, чтоб вам пусто было! Старуху одну за картошкой гонять… Самим же стыдно будет!..»

Баба Оля оставила в раковине грязную посуду и пошла в прихожую.

Из комнаты доносился приглушенный голос невестки.

«Жалится, небось. Ух, Ленка, найду я на тебя управу!» — в сердцах подумала баба Оля, залезла в карман старой Петькиной куртки, достала оттуда ключи от подвала и, набросив на плечи старый ватник, вышла.

Через несколько минут она вернулась, держа в руках три пустых мешка и тихо ворча.

«Вот неделю надо было ругаться с ними, чтобы заставить прибраться в подвале. Эх, шиперики…»

В прихожей появился Сашка.

— Баба Оля, я стихотворение выучил. На, проверь. — Он протянул учебник.

— Ты к отцу пойди. Он завтра выходной, вот пусть и проверит, — строго ответила баба Оля и пошла к себе в комнату.

— А он велел, чтобы ты… — почесал затылок Сашка.

— Сплю я уже. Мне вставать рано, а он дрыхнуть до обеда будет, — сказала баба Оля и закрыла дверь.

Сашка глубоко вздохнул и пошёл к отцу.

В комнате у бабы Оли всё было так же, как когда-то в деревне. Та же старая железная кровать с высокой периной и большими пуховыми подушками, старый чёрный комод, в углу потускневшая иконка. Когда переезжали, Петька предложил ей купить новую мебель, тахту, но она наотрез отказалась.

— Мне ваши полированные ящики не нужны, — сказала она. — Это сколько ж денег заплати, а потом ещё не разберёшься, что куда положить.

Но даже старая привычная мебель, с трудом втиснутая на второй этаж, не смогла создать в городской квартире той атмосферы уюта и спокойствия, которая была у бабы Оли в деревне. Поэтому, каждый раз входя к себе в комнату, она тяжко вздыхала и чуть заметно покачивала головой.

Войдя в комнату, баба Оля подошла к комоду, наклонившись, с трудом открыла нижний ящик, достала из-под стопки чистых простыней тощую пачку десятирублёвок, пересчитала их и положила на место.

«Эх, детки, детки…» — с горечью подумала она, задвинула ящик и стала стелить постель.

Заснула она не сразу. Долго прислушивалась к тому, что происходит за стеной, но так ничего и не услышала.