Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

В школе я любил физику, особенно когда на уроках проводились опыты. Один из них запомнился на всю жизнь.

Несколько металлических шариков привязываются на одинаковой высоте и, располагаясь в одну линию, касаются друг друга. Оттягиваешь один шарик и отпускаешь. Он ударяется о другой, но вопреки ожиданию не отскакивает, а словно прилипает. Все остальные шары тоже не двигаются. Лишь последний шарик в этой цепочке отлетает ровно настолько, насколько был оттянут первый. Возвращаясь, отлетевший шарик бьёт соседний и тоже замирает, а отскакивает первый.

Получается своеобразный маятник с неподвижными шарами посередине. Если оттянуть два шарика, два и будут отскакивать, если три, три и полетят.

Как будто и закон сохранения энергии выучил, и теоретически всё понятно, а смотришь на эти летающие шарики и удивляешься.

К чему это я о шариках?

Да не о шариках я, о жизни. В ней ведь тоже, если в одном месте шарахнет, в другом обязательно что-то отлетит, но с той же силой назад непременно вернётся. Порой только диву даёшься, как же это всё получается? А вот так!

Жизнь…

Конечно, мы могли случайно встретиться с ней в любой день, но встретились в святой праздник Рождества Христова.

Природа сходила с ума, побивая собственные рекорды по высоте январской температуры за последнее столетие. В южном приморском городе такая погода бывает поздней осенью или ранней весной — сырость, слякоть, грязь.

По случаю праздника я пришёл к матери накануне вечером, переночевал, а утром мы втроём — она, сын и я — позавтракали. Завтрак был сытный, обильный, но без вина. Последние месяцы из-за плохого самочувствия пришлось ограничить себя в этом деле. Не совсем, конечно, отказаться, но свести эту приятную для меня процедуру до минимума.

Ближе к вечеру по телевизору должны были показывать один из любимых мною старых добрых советских фильмов.

После продажи машины телевизор я себе так и не купил. Не в целях экономии, а исходя из простого расчёта, что он будет отвлекать меня от работы. Довольствуясь новостями по «Маяку» из старого приёмника, я всё же тосковал по этому безобразному ящику, и, приходя к матери, с удовольствием предавался его созерцанию.

В ожидании фильма, я устроился перед телевизором, переключая каналы, дабы избежать рекламы. Иногда это занятие похоже на игру. Игра, разумеется, без выигрыша, но довольно азартная. Дожидаешься рекламы, переключаешь канал, и уже в другом измерении. Но чаще получается, что щёлкаешь, щёлкаешь, а реклама везде — бежать некуда. И смотришь эту дурь, и поражаешься эмбриональности интеллекта её создателей.

За окном из-за тяжёлых, враждебных туч неожиданно выглянуло солнышко, и мать, которая последние месяцы болела и практически не выходила из дома, вдруг изъявила желание прогуляться.

Мы долго собирались, одевались. Мать долго не могла выбрать, в чём же ей всё-таки пойти. Я уже упарился в прихожей, готов был раздеться и остаться, но понимал, что если останусь, она опять обидится. Впрочем, обидеться она могла по любому поводу.

Я вышел из подъезда первым и, пока мать с сыном медленно спускались со второго этажа, увидел на старом раскидистом тополе, растущем во дворе, небольшого шустрого дятла.

— Смотрите, дятел, — сказал я, когда они вышли во двор.

— Где? — удивились они.

— Вон там. Нет, левее. Вот-вот, перелетел.

Дятел перелетел на другой ствол и сел так, что нам не было его видно. Мы зашли с другой стороны дерева, и мать с сыном, наконец, увидели его.

— Правда, дятел! — удивилась мать.

— Я уже второй раз в городе дятла вижу. Один ко мне летом прилетал, когда Она уходила. А может быть, это тот же самый. Видно, всё-таки улучшается экология, если в городе дятлы появились.

— А может, наоборот, — возразил сын. — Может, они настолько адаптировались, что на них уже никакая экология не действует.

— Может быть, — согласился я.

Мать с сыном пошли на улицу, а я ещё задержался, наблюдая, как дятел дробно стучит по стволу.

Догнал я их уже около магазина, и даже растерялся, когда они вдвоём вдруг повернулись и как-то странно посмотрели на меня.

— Не узнал, что ли? — спросила мать.

— Чего не узнал?

— Любовь свою.

Я ничего не понял, они объяснили. Оказывается, Она прошла прямо передо мной, буквально в двух метрах, а я не узнал её, даже не обратил внимания.

— И где она?

— В магазин пошла.

— Ну, вы идите, я подожду.

Мать была уже не рада, что сказала о ней.

— Чего ждать будешь? Пошли.

— Нет. Идите.

Они отошли на расстояние, на котором было прилично не поздороваться, даже если бы Она их заметила, остановились, повернулись.

Я волновался.

Для того, чтобы пройти передо мной, она должна была идти от обочины дороги к магазину.

«Я её не заметил, — думал я. — Но она, конечно же, увидела меня. Наверное, поэтому так долго и не выходит из магазина. Зачем я жду её? Что может быть хорошего от этой встречи? Беги, недоразвитый! Уноси ноги, пока не поздно! Нет, стою, жду».

Дождался.

Она неумело наиграла не только удивление, но и радость от встречи.

Да, несомненно, она видела меня до входа в магазин. Да, она придумала, как себя вести, как показать удивление и радость. Но она не умеет врать, притворяться. Зачем же она это делает?

Глупые дежурные вопросы: «Как дела?», «Как жизнь?».

Господи, как она изменилась! Прежде всего, располнела. Лицо округлилось, щёки стали выпуклыми и какими-то неживыми, студенистыми. Подбородок тоже округлился и, кажется, под ним уже наметился ещё один. А глаза стали маленькими и колкими. Оказывается, она действительно похожа на свою маму-бегмотиху.

В самом начале нашей совместной жизни соседка однажды сказала мне об этом сходстве, но тогда я никакого сходства не находил.

Оказалось, она на работе — таксует.

 — Давай в машину сядем, — предложила она и указала на старенькую «шестёрку».

— А где ж «Волга»?

— Папик не даёт.

— А эта откуда?

— Моя.

— Купила, что ли?

— Да.

— Замуж вышла?

— Нет, что ты? Так… встречаемся.

— А, так это его машина?

— Нет, моя.

Я не стал выяснять, откуда у неё появились деньги, почему на машине старые номера, которые выдавались ещё много лет назад. Было понятно, что она врёт.