Я ВСЕХ ВАС БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ

Только настали трудные времена, и вот тебе — пожалуйста. Не то, что бы просто повезло, а…

А может и повезло. Но, скорее всего, так должно было случиться. Обязательно. А как же иначе?

А дело вот в чём.

Деньги вообще имеют свойство быстро заканчиваться, а когда две девчонки в доме…

Ну, поработал колхозным сторожем до конца сезона. Ну, воровал в полях, кое-что на рынок отвозил. Немного денежек наскирдовал. Думал, на какое-то время хватит. Но времени всего ничего прошло, а денежки — п-ф-ф-ф-ф.

Малыш не унывает:

— Ничего, проживём. У меня заказы есть, что-нибудь заработаю. Ты своим делом занимайся.

Она ведь у меня ещё и портняжка. Кому платьице пошьёт, кому костюмчик. Немного, но кое-что зарабатывает.

А мне-то каково?

Здоровый мужик целыми днями дома сидит, книжку пишет. Когда ещё та книжка свет увидит? Да и заработаешь ли на ней что-нибудь — неизвестно. А девчонка кормить, поить будет? Маюсь.

Однажды спросил:

— Помнишь, я в самом начале нашего знакомства говорил, что возможно со мной и на пшённой кашке без масла придётся сидеть, и носки штопать, и всё такое прочее? Ты тогда думала, что это шутка?

— Нет, я знала, что ты не шутишь. Мне ведь ничего не надо. Я тебя полюбила, а всё остальное — мелочи.

Совсем я сентиментальным стал, чуть что, сразу комок в горле и глаза на мокром месте. А может, просто нервы шалят.

Вышел на кухню, чтоб она слабости моей не заметила.

Вот тут-то гости незнакомые и пожаловали. Разыскали меня, чуть ли не на колени падают: срочно спектакль нужно сделать, за десять дней. Любые деньги, любые условия, но надо спасать.

У них там с режиссёром какие-то проблемы, то ли действительно заболел, то ли решил козу в сарафане устроить, и взял больничный. Обычное дело.

Сразу соглашаться не стал, пообещал на следующий день зайти, посмотреть, что там и как. Но уже знал, что соглашусь.

И закрутилось.

Малыш меня каждый день на работу отвозит, после работы забирает. Смотрю, она как будто даже выше ростом стала. Всё норовит пораньше за мной приехать, чтоб на репетиции в зале посидеть. Ходит гордая. С ней там тоже все — у-тю-тю, когда появляется, по залу шёпот: «Жена приехала…». А она сядет и балдеет оттого, как я из зала на сцену бегаю и обратно, как кричу в микрофон, как все меня слушаются. Девчонка, что поделаешь.

Ещё бы мне не бегать, ещё бы не кричать! За десять дней не просто спектакль, а полотно батальное слепить надо. В финале — шестьдесят семь человек на сцене.

Малыш даже подружек привозить стала, показать. Хвастунья!..

Одна из подружек очень удивилась:

— Ничего себе работёнка! Это ж сколько ты километров за репетицию пробегаешь?

— Да разве дело в километрах!..

Другая подружка тоже удивлена:

— Что же они такие тупые? Ты говоришь одно, а они совсем другое делают.

— Это сидя в зале хорошо рассуждать. А самой на сцену выйти, и сделать что-нибудь не так-то просто. Не хочешь попробовать?

— Нет уж, спасибо.

Но и права подружка.

Эх, господа артисты!.. Ну, понятно, что самодеятельность, понятно, что у большинства опыта никакого, а у кого опыт есть, так руки поотбивать бы, ноги повырывать, язык отрезать тому, кто их так учил.

Просят:

— Так научите нас, пожалуйста.

— Когда же, миленькие мои, мне учить вас? Уже три дня прошло, а у нас с вами всего-то десять! Что успеете схватить, то и ваше.

— А вы с нами оставайтесь.

— Нет уж, увольте. Во-первых, у вас есть свой режиссёр, а я никого подсиживать не собираюсь. Во-вторых, я очень ленивый и жадный. Мне лень каждый день на работу ходить и жалко налоги с постоянной зарплаты государству отдавать.

Смеются:

— Ага, видим мы, какой вы ленивый. С нами ещё никто так не работал.

Иногда и по-другому шучу, особенно когда Малыш в зале.

С художником просматриваем костюмы. Художник — старая знакомая, ещё давным-давно в театре вместе работали.

У одной актрисули мне волосы мешают. Никак её причёска с характером роли не вяжется. Прошу принести ей какой-нибудь головной убор. Один примеряет — не то, другой — не подходит, третий — ещё хуже.

У меня маленький микрофон к галстуку прикреплён. Всё, что тихо художнику говорю, на весь зал слышно.

— Нет, это всё ерунда! — к одевальщице обращаюсь: — Несите ещё что-нибудь.

Приносит.

Я тихо, но так, чтобы в микрофон хорошо слышно было, говорю художнику:

— Вот это может быть, только придётся её налысо постричь, чтобы из-под шляпки ничего не торчало.

Актрисуля в слёзы. Она эту шевелюру не один год отращивала.

Художник удивлена. Я подмигиваю, киваю на сцену, иди, мол, выкручивайся.

Она идёт на сцену, волосы актрисуле под шляпку заправляет.

Кричу:

— Ладно, убедили! Пусть будет так.

Актрисуля в восторге, подпрыгивает, целует художника, смотрит на неё восторженным взглядом. Как же — волосы спасла!

Это хорошо, пусть восторгаются, пусть любят художника. Она у них постоянно работает, ей это не помешает.

Но не только шутить и авторитет старых знакомых поднимать приходится, но и учить, и даже «воевать».

Поразительно всё же, как при напряжённой работе видно, кто чего стоит. Если радист профессионал, так и разговариваем с ним на одном языке, и понимаем друг друга с полуслова. А если осветитель не только сцену не видит, но и кнопки свои путает, какой спектакль может получиться?

Две репетиции потратил на установку света, всю массовку до полуночи держал, пока он записывал, каким прожектором куда светить, а в результате: где должно быть светло, там темень жуткая, где один портал нужно высветить, там вся сцена, как на ладони. Даже Малыш по дороге домой возмущается:

— Ты же всё ему объяснил, даже я поняла. Он что, совсем недоразвитый?

— Нет, Малыш, он нормальный и даже симпатичный человек, но понять мало, нужно ещё и уметь. Есть люди, которые знают свою профессию, а есть, которые не знают, и ничего не умеют. Вот ты поняла, как должно быть, а посади тебя за пульт, много ты насветишь?

— Да я этот пульт и не видела никогда. Но ведь можно же научиться.

— Научиться всему можно, только для этого время надо иметь и любовь к своему делу. А вообще в искусстве легче всего всё делать, глядя со стороны. Никому не придёт в голову советовать хирургу, как надо резать или машинисту, как вести паровоз, или токарю, как деталь выточить. Для этого надо хотя бы что-то знать и понимать. А в искусстве все разбираются, все понимают, все знают, как надо. Вот мы недавно у твоих родителей по телевизору Тарковского смотрели. Что папик сказал? «Придумают же ерунду всякую!..» И ушёл. А мексиканские сериалы смотрит, от экрана не оторвёшь. Покажи ему «Скрипку» Пикассо, он скажет: «Ерунда, так и я сумею», а мазня новогодняя — это ему хорошо, это ему нравится. Но главное, что он никогда ни одного, ни тем более другого, ни сделать, ни даже понять, не сумеет.

— Господи, да ему и новогодняя мазня до лампочки.

— Влево руль, влево! Влево!..

Уже несколько дней на улицах лежал серый, пористый, как старый сухарь, снег. Сегодня с утра накрапывал мелкий противный дождь, а к вечеру сильно подморозило. Дорога сверкала, как новое витринное стекло.