ТАГАНРОЖКИ-ТАГАНРОЖИКИ

Еще через час в углу валялся уже приличный ворох скомканной бумаги, а перед Иваном по-прежнему лежал чистый лист.

Появилась Катерина, обняла его.

— Похоже, ничего у меня с этой работой не получится.

— А с чего это вдруг ты за это дело взялся?

— Да сам не знаю. Предложили, я и согласился.

— А сколько платить обещали?

— Еще не знаю.

— Вот здорово! — удивилась Катерина. — Так может и смысла нет?

— Да нет. В том-то и дело. Чувствую, что смысл есть, только ничего не получается. Понимаешь, там контора серьезная. Причем, заметь, государственная, со всякими там надбавками и льготами. Это тебе не в шахте на дядю корячиться, и даже не в шахтоуправлении штаны протирать. Все чисто, аккуратно, помещения огромные, обстановочка высший класс. Мужиков почти нет, одни бабы, и все начальницы…

— Так тебя чё ли на баб потянуло? — насторожилась Катерина.

— Тьфу ты! Причем тут бабы?!

— Понятно! Значит, таганрожки заинтересовали!

— Сама ты таганрожица.

— А ты таганрожа! — вскрикнула Катерина.

— Слушай! Давай полегче на поворотах! — сдерживаясь проговорил Иван. — А то ведь я…

— Ну, что? Что ты? — она наклонилась, схватила несколько скомканных бумажек и стала швырять их в Ивана. — Вот тебе! Вот тебе! Таганрожкин таганрожик! Вот тебе!..

Иван сначала пытался увернуться, потом встал, одной рукой обхватил ее за талию, другой задрал платье и нашлепал по мягкому месту. А потом поднял на руки и понес в комнату.

Через некоторое время они сидели на кухне, обедали и улыбались друг другу.

— Знаешь, чё надо было сделать? — Катерина с удовольствием пережевывала жареную сосиску.

— М-м? — спросил Иван.

— Газеты купить. Посмотреть там какие-нибудь объявления, и написать что-нибудь похожее.

Иван даже растерялся и перестал жевать.

— Слушай, а я и не сообразил. Так… Да ведь поздно уже! Где теперь купишь? Все закрыто! Эх!..

— Ничего. Там в кладовке под обоями старые газеты наклеены. Еще от прежних хозяев остались. Заодно и обои переклеим.

— Так их же не оторвешь.

— А зачем их отрывать? Обои оборвешь, и читай себе.

— Так ведь старые они, еще советских времен.

— Это еще лучше. Мы с девчонками в школе всегда так делали. Брали старые сочинения и переписывали. Я однажды старую материну тетрадку нашла, все один в один переписала. Так меня еще и хвалили.

Иван встал, пошел в кладовку, оборвал кусок обоев.

— Доешь-то хоть! — крикнула Катерина.

— Сейчас. Темно здесь. Но попробовать можно. Я переноску протяну и настольную лампу.

— Только мусор по дому не растаскивай. Я сегодня прибиралась, пока ты там по таганрожкам шастал.

До поздней ночи Иван просидел в кладовке. Иногда он стремительно шел на кухню, что-то быстро записывал и возвращался назад.

Катерина уже лежала в постели, смотрела телевизор.

— Вань, а Вань! — позвала она его.

— Чего тебе? — неохотно отозвался Иван.

— Иди сюда!

— Ну?.. — он заглянул в комнату.

— А может вообще без обращения? Ну, смотри, ни в одной рекламе никак не обращаются.

— То реклама, а то именно обращение, предложение… А вообще-то я и сам не знаю что это.

— Вот! Ты скажи, чтобы тебе конкретное задание дали: что, про что, для кого. А то так, напиши то, сами не знаем что.

— Ладно, не бухти. Спи уже.

— А ты чего? Не будешь? — удивилась Катерина и откинула простынку. — Я тебя жду.

Иван посмотрел на Катерину, на все ее прелести, вздохнул и отрицательно покачал головой.

— Нет. Спи. Я еще подумаю.

— Ну и пожалуйста! — фыркнула она, накинула на себя простыню и отвернулась.

Только под утро Иван осторожно, стараясь не разбудить Катерину, завел будильник, улегся на краешек тахты, и сразу же уснул.

На кухонном столе он оставил несколько листов, несколько вариантов. Все они начинались обращением: «Дорогие товарищи, друзья!». Правда, ни один из них Ивану окончательно так и не понравился.

Самое любопытное, что на следующий день, когда Иван появился в кабинете Розалии Петровны, она даже не спросила, сочинил ли он что-нибудь, а сразу повела его к директору Антонине Федоровне.

Антонина Федоровна побеседовала с ним, предупредила об испытательном сроке и приняла на работу.

Иван достойно выдержал испытательный срок и был зачислен в штат. Его тексты стали появляться в местных газетах, и все были довольны. Но однажды приснился Ивану сон.

Как будто сидит он на лавочке во дворе музея «Домик Чехова».

Раннее утро. Еще ощущается ночная прохлада, но солнышко вот-вот выглянет из-за соседних домов. На верхушках деревьев, уже обогретых яркими лучами, весело щебечут воробьи, а высоко-высоко, на фоне чистого голубого неба, выписывают замысловатые пируэты быстрые ласточки.

Иван точно знает, что находится во дворе музея, ведь совсем недавно они были здесь с Катериной, и добродушная интеллигентная женщина-экскурсовод рассказывала им о том, что Антон Павлович вовсе не родился в этом маленьком домике, а только жил какое-то время в детские годы. Этот факт особенно удивил Ивана. Он почему-то считал, что великий писатель должен был здесь не только родиться, но и долго жить, и написать свои бессмертные произведения.

Все это Иван прекрасно помнит и понимает, что никто в этом маленьком домишке жить не может, а вместе с тем он точно знает — сейчас там живет сам Антон Павлович, который вот-вот должен появиться на пороге.

И действительно, маленькая дверь открывается, и…