ПОСТУПОК

Шестнадцатого октября от рождества Христова года 1604.

Невидимая черта, разграничивающая земли двух держав…

И здесь, и там, по обе стороны, холмы, поля, тронутые первым осенним золотом перелески. На глаз границу и не заметишь. Но человек, что скачет во главе вооружённого отряда, знает, чувствует эту черту. Вот он притормозил коня.

Решающий миг.

Все приостановились. Потому что за чертой неизвестность. Слава, богатство, удача или смерть. Для всех. И для него смерть или царство.

Последние сомнения, что приписал ему Пушкин:

Кровь русская, о Курбский, потечёт!

Вы за царя подъяли меч, вы чисты.

Я ж вас веду на братьев, я Литву

Позвал на Русь, я в красную Москву

Кажу врагам заветную дорогу!..

Но пусть мой грех падёт не на меня —

А на тебя, Борис-цареубийца!

Сомнения отброшены.

Человек в седле трогает шпорами горячие бока коня, поднимает его на дыбы и взмахивает рукой.

Вперёд!

Конь срывается с места и мчится,

Черта пройдена.

Тень Грозного меня усыновила,

Димитрием из гроба нарекла,

Вокруг меня народы возмутила

И в жертву мне Бориса обрекла!

Никто из скачущих никогда не узнает этих строк, но кажется, что они звучат в грохоте копыт.

— Ура, государь Димитрий Иоаннович!

— Виват!

— Слава!

— Виват!

Конский топот и буйные крики будоражат округу. Скачут через границу увешанные оружием люди. Не мир, но меч несут они в страну, которую многие считают родиной.

Впрочем, и о мире было сказано.

Но как?

Вот что пишет Дмитрий Борису:

«Жаль нам, что ты душу свою, по образу Божию сотворённую, так осквернил и в упорстве своём гибель ей готовишь: разве не знаешь, что ты смертный человек? Надобно было тебе, Борис, удовольствоваться тем, что Господь Бог дал, но ты, в противность воле Божьей, будучи нашим подданным, украл у нас государство с дьявольской помощью…

Опомнись и злостью своей не побуждай нас к большому гневу; отдай нам наше, и мы тебе, для Бога, отпустим все твои вины и место тебе спокойное назначим: лучше тебе на этом свете что-нибудь претерпеть, чем в аду гореть за столько душ, тобою погубленных".

Вот так.

С Московским царём самозванец говорит с высокомерием победителя, способного, впрочем, на снисходительность: отпустим вины и место спокойное назначим! А ведь до победы над Борисом ещё далеко. Не раз ещё переменится фортуна, будут и поражения, и измены союзников. Однако убеждённость в конечном успехе не оставит Дмитрия до смертного часа. Неужели всё это лишь наглость авантюриста?.. Или увлечённость человека, чувствующего за собой теперь не только право, но и силу?

Что же произошло с тех пор, как мало кому извеcтный молодой человек в сопровождении двух сомнительной праведности монахов покинул пределы Московского государства?

Произошло многое, хотя многое скрыто временем и людьми. Но и известно достаточно. Правда, как всегда, существуют версии. По одним известиям, Отрепьев направился к запорожцам, где вёл отважный воинский образ жизни, навыки которого проявились в нём впоследствии, в моменты ратных потрясений.

А вот совсем иная версия. Он в Гоще, на Волыни. Владеют Гощей отец и сын, Гавриил и Роман Гойские, создавшие здесь своего рода религиозный центр. Гойские — ревностные последователи арианской секты, которая учит, что Христос не бог, но боговдохновенный человек, а христианские догматы и таинства всего лишь символы, иносказания. В Гоще делается попытка преодолеть религиозный, в том числе и католический догматизм, попытка духовного свободомыслия. И она привлекает чудовского дьякона.

Но где же был он на самом деле? Соблазнительно предположить, что успел побывать и там и здесь, Ведь и воинский бесшабашный дух вольного Запорожья можно обнаружить в его поступках, и гощинские идеи прозвучат в аргументах, когда придётся уже на престоле лавировать между интересами Рима и московским православием.

Однако побывать и тут и там Отрепьев вряд ли смог. Не хватило бы времени. Ибо через год после пребывания в Республике мы видим его — на этот раз без сомнений — в «оршаке», придворном окружении, князей братьев Вишневецких, Адама и Константина. Последний и представил молодого человека своему тестю, воеводе сендомирскому Юрию Мнишеку…

Впрочем, по порядку.

Перейдя границу вместе со старым нашим знакомцем Варлаамом, Григорий через Киев добрался до Острога, владения знаменитого приверженностью просвещению князя Константина Острожского. Отсюда по одной из версий он ушёл в Гощу, а вскоре Варлаам узнал, что там его спутник скинул с себя монашеское платье. Подобное богохульство возмутило ортодоксального пьяницу, Варлаам бьёт челом князю Острожскому, чтобы тот — разумеется, во имя спасения души Григория! — вывел его из Гощи. Однако придворные князя одёрнули ретивого правоверца:

— Здесь земля вольная. Кто в какой вере хочет, тот в ней и живёт.