ПАРАМЕТРЫ БЕЗОПАСНОСТИ

(Мемории)

В ТЕНИ ПИРАМИДЫ

Оставить комментарий

Что ж, в конце концов государство-садовник создавало Союз писателей с целью культивирования вполне определённых, однородных культур. И для бдительного присмотра за результатами селекции. Донская сервильная литература, розовые слюни соцреализма, вполне соответствовала предъявляемым требованиям и пенять ей за это глупо и бессмысленно. Но и оправдывать позицию «чего изволите» прошлых борзописцев и редакторов давлением государства по меньшей мере безнравственно, а по сути — омерзительно. Как тут не вспомнить «всех нас так учили, но зачем ты был первым учеником?» К тому же не все были «первыми учениками». До сих пор многие вспоминают добрым словом редакторов В. Безбожного и Н. Бабахову. Так что не стоит пенять на зеркало за искажение собственной физиономии.

…Сравнивать писателей, ценных именно индивидуальностью и непохожестью — дело бесперспективное. И всё же есть на мой взгляд общий критерий. Это наличие внутренней свободы (именно свободы, а не вседозволенности), без которой писателя просто не существует, какие бы технически совершенные тексты он не создавал. Очень мало выдержавших отбор по этому критерию. Конечно же, в первую очередь, Виталий Сёмин. А дальше тот же Олег Лукьянченко да в какой-то мере Наталья Суханова. Поэту проще, рифмованным строчкам прощается многое, не позволительное прозе. И всё же здесь также внутренняя свобода — условие необходимое, хотя и недостаточное. Имён мало. Из ныне действующих на донской земле — это Нина Огнева да Леонид Григорьян, который, к сожалению, уже почти ничего не пишет и часто замещает внутреннюю свободу свободомыслием. Что всё-таки не одно и то же. (Время не церемонится. За краткмй срок после первой публикации этого текста, Григорьяна не стало). Ничего не пишет и подлинный поэт Юрий Фадеев. Переселился в Москву и дезертировал в барды Геннадий Жуков.(А ныне и его тоже нет с нами). Отошёл от поэзии Игорь Бондаревский. Эмигрировал Леопольд Эпштейн. Легко и беззаботно родина моя теряет поэтов.

Естественно, некоторое количество неплохих стихов есть и у многих других, как действующих, так и ушедших. Упрекать их за малый к. п. д. ни к чему, да и не надо. («Не стреляйте в пианиста, он играет, как может».) Недавно на одной из литературных тусовок молодой художник Максим Ильинов, пробующий себя и в стихосложении, признался, что донских авторов ни он, ни его друзья не читают. Потому что «засыпают от этих текстов». Признаться, у меня от «этих текстов» тоже начинается тупая головная боль. Какая там литература!

Предвижу упрёки в субъективности. И сразу же вспоминаю, как принимали в Союз просто хорошего человека, пишущего посредственные стихи. После того, как претендента облизали со всех сторон льстивыми языками, я сказал, что тому не стоит принимать всерьёз все эти дифирамбы, а надо много и серьёзно работать. И как тогда синхронно и трёхглаво обернулись ко мне литераторы Б., Д., Л., протежирующие самородку: «Один ты прав?!» Но, господа, господа, мера у каждого действительно своя. И если вы измеряете матерчатым портновским сантиметром со стёртыми цифрами, растягивая его в соответствии со своими пристрастиями, то я предпочитаю стальную линейку с гравированными рисками и фиксированной нулевой отметкой. И как всякий метролог готов с пеной у рта отстаивать непогрешимость своей шкалы. И думаю, что основания для этого я уже предоставил. Вместе с тем полагаю, что рифмовать, декларируя высокие духовные качества победителя в соцсоревновании или отменность сваренного тёщей борща — дело недостойное ни поэзии, ни прозы.

Тем не менее, писатели — люди публичные и применять к ним принцип: о мёртвых либо хорошо, либо никак, на мой взгляд — предавать живых. Если человек всю жизнь гробил литературу, множил графоманов и травил таланты, то да воздастся ему по делам его. И былые воинские заслуги здесь абсолютно ни при чём. К сожалению, личная храбрость вполне совместима с человеческой безнравственностью и жаждой давить всех и вся. Тот же П. Лебеденко (не к ночи будь помянут), в своё время подстрекаемый статьёй в «Правде» и поддержанный А. Гарнакерьяном и М. Соколовым, организовал в Союзе писателей судилище над Виталием Сёминым, после которого, будь их воля, писателя увели бы в наручниках. Но всё же времена были другие. Но всё же мастерам политических доносов удалось на пять лет отлучить Сёмина от литературы, и выжил он только благодаря «Новому миру», дававшему писателю на рецензию издательский «самотёк».

(Кстати, собрание Союза было открытым. В зале на последнем ряду собрались друзья Сёмина, возмущённо комментируя литературно-политическую расправу. Ашот Гарнакерьян потребовал удалить шумных оппонентов, они, де, мешают работать. На что Сергей Ширяев заявил: «Знаем вашу работу — головы рубить». Конечно же, никто не удалился. Тогда взбешённый Гарнакерьян выскочил из зала сам. Зал притих. И в наступившей тишине Сергей успокоил: «Да не волнуйтесь, никуда он не ушёл, он под дверью подслушивает». И тогда за дверью застучали удаляющиеся шаги… Какая всё же прелесть — воспоминания очевидцев!)

Так что человека, в конечном счёте, определяют его деяния. Оттого и столь беспощадно видение сатирика. Портреты персонажей «Провинциздата» настолько издевательски-фотографичны, что дополнить их каким-либо видеорядом просто невозможно. Почему я опять об этом? Да, наверное, потому, чтобы грядущие вырубщики места под солнцем помнили, что смерть ничего не списывает, что всегда найдётся кто-то несмышлёный и ткнёт пальцем в реанимируемый блюстителями престола прикид короля. Тем более, что и короля-то нет. А оскорблённая память наследников?.. Почему о ней должен печься кто-то другой, а не сам, облачённый временной властью фантом? Сдаётся мне, что пылкая защита былых литературных гангстеров обусловлена вполне меркантильными соображениями: собственной неприкосновенности Пустые надежды. Не думаю, что стоит заботиться о своей посмертной жизни столь неприглядным образом. Тем более, что преступление против слова срока давности не имеет.

Я тоже многое забыл. Но до сих пор с резкостью фотоснимка помню бледное лицо Елены Нестеровой, когда она рассказывала о редакторше, вымогающей взятку. (Кстати, автор «Провинциздата» косвенно подтверждает это.) Мы — тогдашнее литобъединение «Дон», поверили слабому и уже какому-то потустороннему голосу Елены Васильевны сразу и безоговорочно. Карбонарий и бунтарь Геннадий Жуков начал подбивать народ идти выносить на улицу стол редакторши, чтобы поставить его на тротуаре с табличкой «стол взяточника». Мы отговорили, мол, дадут пятнадцать суток за хулиганство, а доказать ничего не докажем. Теперь сожалею об этом. Если бы тогда поддались первому порыву, глядишь, и уберегли бы сегодняшних рьяных защитников боевой подруги от греха возможного лжесвидетельства.

Наше дело — литература. А на её карте наряду с градом Глуповым и городом Градовым отныне вбит заявочный столб на достройку провинциального Подонска. И отчёт здесь только один — перед Господом. А читатель найдётся всегда. Кстати, весьма распространённое заблуждение, будто страна перестала читать. (Справедливости ради отмечу, что заблуждением это вполне аргументированно назвала госпожа Огнева, и я не мог с ней не согласиться). В самом деле, вспомним, у кого из наших одноклассников были свои библиотеки, кто читал не только обязаловку школьной программы (а многие не делали и этого), но что-то ещё, кроме массовых детективов? Кто вообще читал поэзию квалифицированно? Если массово читались какие-то модные вещи, то лишь потому, что в тоталитарном обществе это было единственной разрешённой свободой.




Комментарии — 0

Добавить комментарий



Тексты автора


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.