ПАРАМЕТРЫ БЕЗОПАСНОСТИ

А в 2000 году приходит скорбная весть о смерти Игоря Анатольевича в Германии. То ли он уезжал туда на лечение, то ли всё же выдавили его из страны рьяные охранители державных догм. Как бы там ни было, не стало ещё одного человека, без которого душа моя неполна и ущербна.

История с доносом практически забылась и почему-то всплыла из подсознания неожиданно, в 2005 году, когда я готовил к печати книжку «Право на выдох». И за два дня, почти без исправлений я написал «Балладу о выборе пути». Так получилось. И уже когда книга была в издательстве, от случайно встреченного в автобусе бывшего сослуживца узнал, что И. уже нет в живых. Павлика вроде бы убили на трассе, а затем сымитировали автокатастрофу. На вопрос кто и почему сослуживец многозначительно произнёс: «Он откусил слишком большой кусок»… Признаюсь, что я ни обрадовался, ни опечалился. В конце концов, Павлик в какой-то степени тоже определил выбор моего пути. С большой степенью вероятности можно утверждать, что досье на меня будет более долговечно, чем книжки моих стихов.

Что же до апелляций к патриотизму, то наверное мы большие патриоты, чем думаем. Просто это интимное слово в нашей стране принято употреблять в контексте вымогательском и бесстыдном. И оттого совершенно неприемлемом для мыслящего создания. Слишком многое угнетает меня в окружающей реальности. Мне унизительно, что граждане страны-победительницы пользуются автобусами, списанными в стране побеждённой. Меня не слишком радует Нобелевская премия Жореса Алфёрова, потому что мобильные телефоны, изобретённые благодаря его открытию, страна моя ввозит из-за кордона. Совершенно прискорбно, что до сих пор мы не можем прокормить сами себя, и закупаем еду у соседей. И перманентные прорывы канализации на улице, где я живу, гордости за державу не добавляют. Никто не хочет заниматься прямым делом и все ссылаются на какой-то высший смысл и особое предназначение. Когда я изложил аналогичные соображения своему сменщику по работе ночным сторожем, тот сказал, что патриоты так не говорят. Тогда я пристал к нему, чтобы он разъяснил, в чём всё-таки сущность патриотизма. И он стал втолковывать дурню на конкретном примере. Мол, если кто-то строит в стране дорогу и не берёт за это денег = тот патриот. Хорошо. Но если даже не вдаваться в подробности происхождения капитала у благородного строителя, один человек дорогу не построит. Работающие на строительстве патриоты? «Нет, — говорит сменщик, — они же за деньги работают». Но ты ведь тоже работаешь за деньги, получается, что и ты не патриот? «Получается так» — потрясённо соглашается он. И это внезапное осознание собственного непатриотизма настолько расстраивает его, что бедняга на две недели уходит в запой. Уж лучше бы я не бередил его широкую душу дурацкими вопросами!

Патриотизм же, по-моему, вовсе не самозабвенное, добросовестное битие чужих морд во славу Родины, но каждодневный труд для того, чтобы Родина была великой. Чтобы могла при любой погоде прокормить сама себя, а если надо, то и соседей тоже. Чтобы за гражданами её не следовало бдительное око вездесущей конторы. Чтобы не встревала без особой нужды в мелкие межгосударственные разборки. Не создавала двойных стандартов по принципу: «Он, конечно, сукин сын, но это наш сукин сын». И уж, конечно же, не допускала, чтобы распоясавшиеся хулиганы во славу её закидывали экскрементами посольство маленькой и гордой, неугодной страны. Словом, была не только могучей, но и мудрой, и справедливой. И когда она станет такой, то слово «патриотизм» обретёт своё истинное и единственное содержание. И уйдёт из обихода. Ведь любить такую страну будет так же естественно, как жить и дышать.

В недалёком прошлом мы закупали у потенциальных противников только хлеб, а со всем прочим обходились собственными способностями. Самым излюбленным приёмом так называемой «советской» власти была посылка в колхозы на сезонные работы студентов и всяческих служащих. Как пелось в перелицованной народными умельцами песне: «Об этом, товарищ, не вспомнить без слёз, двоих инженеров послали в колхоз…» (Хотя, если честно, какие там слёзы. Отдых на природе, да ещё зарплата на работе идёт.) Изрядно поездил и я. Перед одной такой поездкой тогдашний парторг отдела Анна Яковлевна С. заявила: «Кушать все хотите, так нечего на дядю надеяться, надо самим о себе заботиться.» Я, конечно, вылез с репликой, что дядя здесь ни при чём. А если власть не может устроить так, чтобы каждый занимался своим делом, то пусть уйдёт в отставку. «Ты, Рыльцов, вечно не доволен», — поджала губы С. Как знать, может быть, ещё одна обиженная бумажка пополнила пресловутую папку. (А если нет, можно присовокупить эту публикацию). И в колхоз я, конечно же, поехал. Днём сильно не перерабатывали, зато вечерами отдыхали по полной программе. Вместе со мной попал сослуживец, неутомимый затейник Славик М. В первый же вечер, изрядно «приняв на грудь», он стал хвастаться самодельным ножом. «Сталь классная, Р-девять». Заметив мой интерес, предложил: «Становись к двери, я в тебя буду по контуру бросать. Бздишь? Тогда я стану, а ты бросай. Тоже бздишь? Бздун!» Я не нашёл ничего лучшего, как уложить его спать. Наутро, мучимый раскаянием Славик пришёл с повинной головой. «Ты зла не держи, я как выпью, совсем ум теряю.» И предложил свой нож мне в подарок, в компенсацию за обиду. И я не смог отказаться. Хотя зла и так не держал.

В этом же колхозе Славик на спор за бутылку вина демонстрировал съедение стакана. Условие: стакан должен быть тонкостенным, донышко не съедается, каждая порция запивается портвейном. И процесс пошёл. В абсолютной тишине клуба-общежития, сравнимой только с тишиной моих саянских выступлений, Славик со смачным хрустом жевал стеклянные обломки, шумно запивал жвачку портвейном и, выиграв свою бутылку, сказал: «Как в кино — сорок первый.» Сказал, что ест стаканы в ресторанах на спор, на стол. До этого выиграл стол сорок раз. После колхоза наши пути разошлись. Славик остался на заводе, а я перешёл в создаваемый новый НИИ. Последнее известие о М. тоже по-своему великолепно. Славик повёз в дальний город какую-то радиобезделушку с большим оборонным значением. И для ея охраны получил пистолет. Должно быть, у тех, кто выдавал ему оружие, ума было не больше, чем у Славика, когда он выпьет. В дальнем городе, вечером в гостинице, в вышеупомянутом состоянии Славик достал табельный ствол и предложил народу всё то же развлечение с дверью и попаданием по контуру. Но постояльцы были не столь толерантны. Затейника скрутили, вызвали милицию, и пропал козак. С завода его попёрли, больше я о нём не слышал. Хотя вспоминаю с лёгкой ностальгией. Нож его сослужил мне верную службу и в сибирской тайге, и в дачном саду. Им можно и карандаш очинить, и топорище выстругать, и консервную банку открыть. И не тупится долго. Сталь хорошая. Р-девять.

Кстати, с началом перестройки кончились и поездки в подшефные колхозы. «Ведущая и направляющая» стремительно теряла и направление, и силу. И дирекция ВНИИ осмелилась возражать некогда всесильному горкому. Нет, начальство готово было и дальше снабжать хилое сельское хозяйство квалифицированными кадрами, но предложило колхозу полностью оплатить их инженерский заработок. И когда колхоз прикинул, что собранные помидоры будут даже не золотыми, а платиновыми с алмазными вкраплениями, он предпочёл самоликвидироваться. Впрочем, продукция и в пору расцвета системы стоила столько же. Просто при социализме было не принято считать затраты на производство. Всё окупала нефтяная труба и даровой труд.

Так о чём всё-таки я, беспорядочно оглядываясь назад? Неужели о том, что в понятие безопасности вписывается практически всё пережитое? И не всегда выбор варианта выживания определяется только здравым смыслом и здоровым инстинктом. Определённо есть что-то иное. Одна из благодарных читательниц моих стихов, мудрая женщина Галина Васильевна Воронина рассказала такую притчу. Одному человеку в конце пути Господь позволил оглянуться на прожитую жизнь и сказал: «Посмотри, я всегда был с тобой» И человек увидел два идущих рядом следа. Но там, где жить было невыносимо тяжело, второй след пропадал. «Господи, — спросил человек, — Ты оставлял меня в трудную минуту?» И Господь ответил: «Нет. Я нёс тебя на руках.»

Что ж, оглядываясь назад, будем надеяться, что были удостоены такой же милости, а не просто выживали любой ценой. И даже когда впереди чёрные тучи рвутся беззвучными пока молниями, надо собраться с духом, дойти до намеченного места и успеть поставить палатку до грозы. И со спокойной душой принять грядущую неотвратимую непогоду. Потому что другого раза — точно — не будет.