ПАРАМЕТРЫ БЕЗОПАСНОСТИ

Листок бумаги на доске объявлений был совсем небольшого размера. Как сказали бы сегодня — А3. Но то, что было написано на нём синей гуашью, обездвижило меня сразу и надолго. «Студенческий строительный отряд „ВИРА — 69“, выезжающий на строительство Саяно-Шушенской ГЭС, проводит набор бойцов.» Помню, как всем нутром своим, загоревшимися щеками, заторопившимся сердцем понял -—это судьба.

…Собственно говоря, в Таганрогский радиотехнический институт я попал случайно. Поступал в Харьковский авиационный, не прошёл по конкурсу (две тройки по математике, четвёрка по физике и две пятёрки по непрофилирующим химии и литературе). Собирался год поработать, а потом пытаться снова, двоюродный брат, поступивший годом раньше, под большим секретом уверял, что будущая специальность, закодированная четырёхзначным числом, не что иное, как космическая радиосвязь. Опять же, забегая вперёд, скажу, что впоследствии сия тайна оказалась полной лажей, но тогда меня повело в ХАИ, как голого дурака в баню. Родители, однако, уговорили в этом же году подать документы на заочное в ТРТИ, а потом, мол, переведёшься через два курса, будет проще, чем поступать вновь. И я поехал в Таганрог. На сей раз по профилирующим набрал суммарно 12 баллов, но на экзамене по химии меня вдруг заклинило — какого чёрта я здесь делаю и зачем нужны все эти обходные дела. Я подошёл к столу, положил билет, сказал, что ничего не знаю и с лёгким сердцем вышел вон. Стоящие под дверью сотоварищи кинулись навстречу: «Что?» «Ничего. Я отказался отвечать.» «Как?» И только я собрался озвучить собственную глупость, как дверь открылась, вышел экзаменатор и предложил мне вернуться. Я пожал плечами и опять вошёл в аудиторию.

«По закону Вы можете ещё два раза тянуть билет, и если не ответите, тогда я поставлю «неуд». Я взял билет, бросить и его духу не хватило, начал отвечать. Преподаватель выслушал ответ, спросил: «Ну, и что всё это значит?». Я забормотал, что надоело, что включая школьные, это двадцать первый экзамен, сколько можно… Он спокойно выслушал и эту галиматью, сказал: «Отвечали Вы на «хорошо», но я поставлю «удовлетворительно» за нервы. Но не волнуйтесь, Вы поступите». (Сейчас, печатаю это и сердце ноет — человек определил мою судьбу, а я даже фамилию его не запомнил!) В общем, я поступил. Сочинение написал на «отлично» и в отведённое время успел написать ещё одно за соседа по столу, он тоже получил «отлично». Упоминаю об этом исключительно для оправдания нынешнего графоманского зуда, заглушаемого тогда «космической радиосвязью» и прочими высокими материями. Словом, Господь тащил меня за шиворот, а я брыкался и тщился что-то переиначить.

Через два года я всё же перевёлся на дневное отделение того же ТРТИ, выбрав благозвучное название специальности — «Конструирование и технология производства радиоаппаратуры», причём надо было досдавать механику и был конкурс, хотя можно было идти без конкурса и без досдачи на предлагаемую обыденную «Радиотехнику». Темна вода во облацех. Со специальностью я не угадал, зато встретил в группе друга, настоящего, проверенного теперь не одной сотней совместно пройденных километров по сибирским маршрутам. Но всё это было потом, а тогда я стоял перед доской объявлений и млел, чувствуя, как гриновское Несбывшееся весенним ветром ерошит волосы на забитой романтической лузгой молодой голове. Примерно так же, сумбурно и восторженно говорил перед штабом отряда. Что умею делать? Да всё, что надо. Кроме этого? Стихи пишу, стенгазеты рисую и вообще я очень хороший, возьмите, не пожалеете. Надо сказать, что к тому времени я уже пытался безуспешно попасть в два отряда, едущие в Тюмень. Разглядев моё тщедушное сложение, принимающие спешили откреститься от такого работника. Ехать же в область мне не хотелось самому — что за интерес строить коровники, когда есть стройки Сибири! Хотя, конечно в Ростовской области платили больше, но ведь не в деньгах же счастье. В общем, меня взяли. Причины сего везения станут известны потом, а тогда я был просто счастлив. Как, должно быть, счастлив птенец, пробивший скорлупу и увидевший небо и солнце. И в этой эйфории, представляя тайгу и костры, начал складывать «Боевую стёганку» — стишок о романтической преемственности поколений, иного тогда я даже помыслить не мог. Как чаще всего и бывает, первыми пришли заключительные строчки: «Трассерами хлещут по спецовкам жаркие таёжные костры. Сбережёт отметки огневые и т. д.». И с этими заготовками, ведомый молодой дурью, я добрался до Саян и увидел Енисей.

Сначала долго ехали от Абакана через абсолютно ровную, со скудной растительностью степь, ничем не предвещающую ни гор, ни реки. Потом уже в сумерках автобус некоторое время петлял по дороге, выгрызенной взрывами в тянущейся справа бесконечной горе, которая вдруг оборвалась большой поляной, со стоящими на ней армейскими палатками. Будущие бойцы-таёжники, почёсывая головы, уже зудящие от налетевшей мошки, разбрелись по палаткам и легли почивать.

Утром я пошёл умываться на угадывающийся за соснами и берёзами Енисей, вышел по тропинке на берег и остолбенел. Ну да, я видел несколько рек, вырос на Кубани, учился на Дону, рыбачил на Березине. Но столько воды и в таком пейзаже. Даже не вода, водное изобилие, водяная масса шоколадного, отливающего густой зеленью цвета, изливающаяся с каким-то первородным величием. И каменная, отвесная стена по всему противоположному берегу, с выщербинами, в которые вцепились неказистые сосны. А там, где на стометровой высоте оконечье стены, густая серо-зелёная бахрома зубчатых сосен и округлых берёз. Камень стены тоже зеленоват, неровен, слоист, украшен остроконечными готическими изломами. Местами вкрапляются пятна бурого цвета, которые восходящее солнце окрашивает в торжественно-красное. И всё это великолепие отражается и дробится в движущемся размеренно и стремительно слое воды. Это был Енисей. Ионесси — Большая Вода тувинцев и хакасов. Это была любовь моя с первого взгляда. Потом была гордость за человека начертавшего на мосту через большую воду: «Идём на Вы, Енисей!» Через несколько лет эта гордость полностью заместилась брезгливым сочувствием к человеческому тщеславию и недомыслию.