РОБИНЗОН, ДРУГ ШНЕЕРЗОНА

* * *

С некоторых пор газета на песке стала выходить значительно реже, чем в первые месяцы существования, — не чаще раза в месяц. Однако былую остроту перо Панибратова не утратило и его корреспонденции продолжали радовать актуальностью и бескомпромиссностью. В два раза возросла численность читателей.

Немке понравилась идея экологически чистой газеты. Хайдрун заявила, что намерена издавать свою газету «Neue Kirische Zeitung» на немецком языке, где освещались бы события, происходящие на острове.

— Как на немецком? — удивился Сергей. — Чем тебе русский не угодил? На нем разговаривал Ленин!

— Ну, во-первых, на немецком разговаривал твой любимый Маркс, — рассердилась Хайдрун, — а во-вторых, я родилась в Германии и всю жизнь разговаривала на немецком языке.

— Конечно, — почесал в затылке Панибратов, — это правильно. И национальная политика должна быть приоритетным направлением… Это так. Но ты должна издавать газету на русском. Несмотря на то, что Маркс разговаривал на немецком.

— Почему?

— Потому что, — сквозь зубы процедил Сергей, — я не смогу проверить, что ты собираешься публиковать в газете. Ты можешь пустить в открытую печать что-то антисоветское.

— А разве у нас запрещено недозволенное?

— Еще бы! Если мы разрешим недозволенное, нам нечего будет запрещать!

— Господи, — протянула западная германка, — а почему мы должны что-то запрещать. Точнее, не мы, а ты! Ведь я не лезу в твою газету со своими запретами. Что хочешь, то и публикуешь…

Панибратов внимательно посмотрел на немку.

— В этом ты права, — проговорил он, — это большое упущение. С нынешнего дня ты назначаешься главным цензором ЗаАССР. Думаю, твои обязанности президента Кирляндии не помещают тебе в новой работе.

— Мне непонятно…

— А чего тут понимать, — подмигнул немке Панибратов, — будешь читать «Засульную правду», и, если, на твой взгляд, в ней будут содержаться выпады против советской власти, коммунизма, если, на твой взгляд, ее дух будет пропитан антисоветским духом, ты имеешь право уничтожить тираж.

— Как это?

— Очень просто. Сотрешь все к чертовой матери или затопчешь, и дело с концом. А мне вынесешь выговор с занесением в учетную карточку.

— В какую карточку?

— Не важно. Это я без тебя сделаю. Ты только будь бдительна — и все будет в порядке.

Хайдрун мало что поняла из разговора с Панибратовым, кроме того что Сергей запрещает ей выпускать газету на немецком языке.

Немку смутил запрет Сергея, но она была упрямой женщиной (вся в прадеда!) и решила осуществить свой план. Для этого она нашла малопосещаемый участок на берегу и стала издавать там газету, нарушая запрет Панибратова. Первый номер вышел в глубоком подполье. Передовая статья в «Киргазете» называлась: «Нет — цензуре! Свободу демократической немецкой прессе!»

В статье (а она занимала всю площадь газеты) говорилось о необходимости свободы печати, слова, уличных шествий и демонстраций. Автор (Хайдрун Шварцман) утверждал, что названные свободы являются крупнейшим завоеванием демократии; за них сражались и умирали ее отцы и деды, целые поколения граждан с менталитетом свободных бюргеров. Хайдрун обращала внимание на то, что человечество дорого заплатило за попустительство тоталитарным режимам.

Автор приводил примеры звериной сущности авторитарных клик. По утверждению Хайдрун, миллионы жизней пришлось заплатить за равнодушие правительств Англии, США и Франции к преступлениям бесноватого фюрера и «дядюшки Джо».

Заканчивалась статья призывом: «Люди! Будьте бдительны!»

* * *

Через трое суток после выхода «Киргазеты» Панибратов случайно набрел на ее первый номер. Праведному гневу Сергея не было предела, и он кинулся разыскивать Хайдрун.

Немка сидела на берегу, швыряла камешки в воду и пела грустную песенку на немецком языке.

— Немедленно прекрати националистические происки! — закричал он. — Неужели трудно следовать правилам? В конце концов, есть Конституция, и ее необходимо выполнять…

Западная германка даже не обернулась.

— Хайдрун Шварцман, — уже спокойней произнес Панибратов, — объясни, что случилось? Ведь я же просил не выпускать газету на немецком. Может, для тебя это и не имеет значения, но мне неприятно думать, что ты хочешь меня обмануть…

— Я не хочу тебя обманывать.

— Тогда зачем издаешь газету на немецком? Почему не на русском? Специально, чтобы я ее не сумел прочитать?

— Нет, не поэтому… Просто, я — немка и не хочу писать на русском, а хочу на немецком.

— О Господи! Но тогда я не смогу контролировать, что ты там напишешь! Неужели не ясно?!

— А почему ты должен это контролировать? Я — свободный человек, и пишу то, что считаю нужным.

— Не понял! Как это — «что считаю нужным»?

— Очень просто. Что хо-чу, то и пи-шу! А что нехочу, то — непишу!!!

— А вдруг ты что-нибудь не то напишешь? Скажем — «долой СССР» или «вся власть Учредительному собранию!».

— Я такие глупости писать не собираюсь. Да если бы и собиралась — твое какое дело?

— Но так не бывает! Ты сегодня пишешь, что хочешь… А завтра я в знак протеста захочу побегать с голой задницей по острову. Что ты на это скажешь?

— Лишь бы здоровье не страдало.

Панибратов схватился за сердце.

— Ну, знаешь… Я тебе запрещаю…

— Не имеешь права!

— Это почему?

— Потому что я издаю газету на суверенной территории, принадлежащей Федеративной Республике Германии.

— Так что из того? Что, в Федеративной Республике Германии цензуры нет? Что, там разрешают всякие гадости писать? И никогда этому не препятствуют?

— У нас ничего не запрещают. То есть запрещают пропаганду фашизма и всякие такие вещи, — тяжело вздохнула Хайдрун. — А гадости у нас и так никто не пишет, хотя я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я и сам не знаю, что имею в виду. Как можно не писать гадости, если не запрещают. Я представляю, что бы у нас началось, если бы отменили цензуру…

— И что бы началось?

— Много бы чего… Например, порнография, ну… еще… как его… пропаганда насилия и мужеложства по телевизору. Еще… в общем, я тебе расскажу, когда вспомню.

— А вы попробуйте отменить запрет на свободу слова!

— У нас нет никакого запрета. У нас есть свобода слова, только слово это должно быть чистым, честным и правильным.

— А кто определяет, какое правильное, а какое — нет?

— Партия. Кто ж еще определит?

— Похоже, больше никто. Только в Западной Германии нет вашей партии, поэтому я сама определю, какие слова правильные, а какие нет! — Хайдрун встала и пошла в президентский дворец, не оглядываясь на Панибратова.