ПРОВИНЦИЗДАТ

Всю зиму отопление в Провинциздате едва ощущалось, и в морозные дни спасаться приходилось кустарными обогревателями типа «козёл», строго запрещёнными пожарной охраной. Андрея же выручала его всепогодная куртка с капюшоном, — как уже упоминалось, синяя на белой подкладке. В ней и за столом сидеть было удобно, и по отсекам провинциздатского трюма передвигаться без проблем. Куртка стала для него личной зимней униформой. Естественно, что и на собрание он поплёлся, не снимая её: ещё чего — в директорском кабинете самый колотун и есть: помещение-то большое, аж с четырьмя окнами.

Председателя профкома выбрали без долгих церемоний, зато следующий и основной пункт повестки дня вызвал поток начальственных речей. Как конкретно этот пункт назывался, Андрей так и не понял, чаще всего пережёвывались набившие оскомину слова «ускорение» и «перестройка».

Прислушался он, когда слово предоставили Камиле Павловне. Выступала она эмоционально, но сумбурно. Казалось, бормашина то набирает, то сбавляет обороты, но так и не может просверлить нужное отверстие. Начала Лошакова с того, что, выполняя решения какого-то там пленума и встав на трудовую вахту в честь приближающегося съезда, редакция в минувшем году своевременно выпустила все юбилейные издания. Потом с особым пылом толковала «об умении и неумении каждого работника выполнять свои непосредственные обязанности, о его компетентности». В чём же она заключается, по Лошаковой? Оказывается, первый показатель качества редактирования — это сверхнормативная правка. Андрей за год службы наконец разобрался, что сие обозначает. По договору с типографией издательству позволялось вносить в корректуру правку, не превышающую трёх процентов объёма. То же, что правилось сверх означенной нормы, подлежало дополнительной оплате. Потому-то малограмотный Цветиков и попадал чаще других в передовики: он практически вообще ничего не правил у своих патриотических авторов. Но ещё более поразительным выглядел другой показатель качества редактирования, названный Лошаковой: редактор поощрялся премией в том случае, если он максимально сократил объём редактируемой рукописи.

— А если нет сокращения объёма, — завершила свою мысль Камила Павловна, — то редактор должен лишаться премии.

— Тогда максимальную премию должен получить тот, кто сведёт объём рукописи к нулю! — вырвалось у Андрея.

Его выпад был проигнорирован, и он решил больше не подавать голоса. Нетерпеливо разминал в пальцах сигарету, мечтая поскорее выбраться из заточения. Отметил только про себя удивительную концовку лошаковской речи: она покаялась в том, что, к сожалению, ни одно из юбилейных изданий не вышло в срок.

Андрей подумал, что ослышался. Протокол собрания вела Свекольникова; она записывала всё слово в слово.

— Можно маленький вопрос по ходу? — поднял он руку, глядя на председательствующего Беспородного.

Тот кивнул.

— Я прошу прощенья, если что-то не так понял, но хотелось бы уточнить. Виктория Ксенофонтовна, посмотрите, пожалуйста, в самом начале выступления Камилы Павловны, где она говорит о юбилейных изданиях — что там сказано?

Свекольникова дисциплинированно зашуршала листами протокола и моментально нашла нужные строки:

— Здесь, — повела она пальцем по странице. — «Редакция в минувшем году своевременно выпустила все юбилейные издания».

— Спасибо! А теперь в самом конце выступления — там что о них говорится?

Старшая машинистка вернулась к недописанной странице и прочитала:

— «К сожалению, ни одно из юбилейных изданий не вышло в срок».

— Вот такие антиномии чистого разума, — развёл руками Андрей. — Так может кто-нибудь мне объяснить, как это они своевременно вышли, а в срок не вышли? — задал он риторический вопрос и непроизвольно вдохнул аромат размятой, готовой к употреблению сигареты.

— Зачем мы вообще его слушаем! — завизжала Лошакова. — Он никого не уважает, он над всеми издевается, стоит тут перед нами в куртке, мня сигарету!.. — взбесившаяся бормашина досверлила последнюю живую ткань зуба и заглохла, увязнув в челюсти…

Беспородный деликатно, но твёрдо произнёс:

— Ну как зачем, Камила Павловна? На профсоюзном собрании каждый имеет право выступить, высказать своё мнение.

Лошакова шумно выдохнула и спущенным воздушным шариком распласталась на стуле, Андрей же решил подлить масла в огонь:

— Ответ на мой вопрос и так ясен. Теперь несколько слов по существу сегодняшней повестки. Все только и повторяют: «Ускорение!», «Перестройка!» — а человек с улицы зайдёт к нам — и что он увидит? Стенд в коридоре под названием «Книги Провинциздата в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году»! А сейчас какой? Восемьдесят шестой! Так что у нас ускорение в обратную сторону получается. И не только цифирку давно пора заменить на нашем стенде, это-то дело нехитрое! — а изменить в корне всю политику издательства. Тогда, может, что-то и перестроится!

На этом прения увяли. Торопливо приняли заранее заготовленное, из общих фраз составленное решение, и собрание закрылось.