ПРОВИНЦИЗДАТ

История одного сюжета

(Роман)

Часть вторая

Глава девятая. Зимние перипетии

Оставить комментарий

— Для меня партия дело святое! — завопила, вскочив с места, Лошакова.

— Оно и видно, — кивнул Андрей. Камила Павловна попыталась что-то ещё выкрикнуть, но Андрей повысил голос и заглушил начальницу: — Тем не менее, ни администрация, ни партийное бюро на факты злоупотребления служебным положением со стороны товарища Лошаковой никак не реагировали. Почему?.. — Он сделал эффектную паузу и обвёл глазами аудиторию. Тишина стояла зловещая, а духота стала угнетающей. — Да потому, что это кое-кому невыгодно. — Кивок влево от трибуны, в сторону президиума. — Ведь случай с Лошаковой далеко не единичный в издательстве. Вот в течение одного года Камила Павловна, как уже говорилось, сама оказывается составителем, выпускает книгу своего отца, подписывает договор на составительство с родной сестрой. Так она ж не одна такая! Если посмотреть договоры последних лет, то можно обнаружить, что в качестве составителей выступают жена главного редактора коммуниста Цибули, автором является дочь старшего редактора коммуниста Монаховой, в качестве художника-оформителя подвизается сын редактора, заместителя секретаря партбюро Викентьевой… — Взгляд Андрея упал на сидящего наклонившись вперёд, будто его вот-вот стошнит, Шрайбера, лицо которого выражало тоскливый ужас. А ведь о нём-то ни слова не было сказано! То ли он ожидал услышать и свою фамилию, то ли, напротив: ничего не знал о происходящем, и теперь у него открылись глаза… — Всё это свидетельствует о том, — продолжил Андрей после небольшой заминки, — что для ряда сотрудников издательства оно стало своего рода кормушкой. Дело, конечно, житейское. Ещё классик умилился: «Ну как не порадеть родному человечку!». Но можно ли это признать в наши дни нормальным явлением, и должен ли кто-либо нести за это ответственность? — Андрей выразительно посмотрел на Мухоловкина, на других сидящих в президиуме… понял, что вопрос задал риторического свойства, и ему опять стало скучно. — Короче, — обрубил он сам себя: — Я считаю, что факты, изложенные в письме Вероники Сергеевны, в основном подтвердились и они, безусловно, требуют вмешательства вышестоящих инстанций в дело наведения порядка в коллективе издательства.

Не успел он вернуться на своё место, как к трибуне бросилась старшая машинистка Свекольникова.

— После выступления Амарина не выступить нельзя, — зачастила она. — Меня очень возмутило выступление Амарина. Я ветеран труда, работаю в издательстве почти двадцать семь лет, и за всё это время я не увидела в делах администрации и партбюро неблаговидных дел, что якобы у нас такая обстановка в издательстве, которая требует вмешательства вышестоящих инстанций. Вы, Андрей Леонидович, недавно в издательстве, а уже сделали такие выводы. Вы даже о писателях делаете свои выводы. Вот когда мы печатали рукопись Скрипника, вы высказали в машбюро такое мнение: была бы ваша воля, вы такого писателя не подпустили бы к издательству и на сто метров. Слышать такое мнение от редактора было очень неприятно и странно. А вопросы, изложенные в письме Сырневой, это наши внутренние издательские дела, которые можно и нужно было решить, выяснить в коллективе, а не писать в Комитет. Вы, Вероника Сергеевна, никогда не выступаете на собраниях, и для меня ваше письмо в Комитет непонятно… — закончила Виктория Ксенофонтовна и с молниеносной быстротой — так же, как она и работала, вернулась на своё место.

С крайней неохотой поднялся главный редактор. Изучивший его манеру выступлений Андрей особенно и не прислушивался, лишь отметил про себя, что сегодня даже отдельные фразы Цибули, обычно кажущиеся осмысленными, понять было почти невозможно.

— Эта книга — лицо издательства… — бубнил Цибуля. (Какая книга? Та, что набор рассыпали?) — Нельзя сказать, что вся вина Лошаковой. По книге «Мать ваша земля» — упущение администрации. (При чём здесь эта лошаковская «Мать ваша». Какое она отношение к юбилеям имела?) — В письме факты перепутаны, мягко говоря… Следует признать, что факты подтвердились частично…

Всё это время виновница сборища отчаянно тянула руку, желая выступить, но в президиуме порыв Сырневой упорно не хотели замечать. Цибулю сменил директор, похоже, с целью закруглить утомительную процедуру

— По всем позициям письма, мне кажется, всё ясно, — устало сказал он. — Всем нужно подумать, сделать выводы — как лучше сделать работу, соблюдать порядок. Я бы так сформулировал: своевременно рассматривать все случаи отступления от производственного процесса, этических и других вопросов. Все вопросы нужно выносить на суд коллектива. Я считаю, что сомнительно накапливать факты, молчать, а потом всё это выплеснуть в подобном письме. Автор ко мне приходила, я ей советовал обсудить в коллективе. Согласен с позицией апкома. Думаю, нам всем нужно с ней согласиться…

— Почему мне не дают слова? — вскочила Сырнева. — Тут меня всячески поносят, как преступницу какую, а я даже выступить не могу?

Директор сник и уступил трибуну.

Глаза Сырневой блестели от слёз обиды, голос дрожал.

— Те, кто упрекал меня, что я написала сразу в Комитет, не подняв этот вопрос в коллективе, неправы. Об этом я не раз говорила на Днях качества! Ни партбюро, ни администрация выводов не сделали. В результате Лошакову представили к награде. Я не согласна, что факты подтвердились частично. Вина Лошаковой в том, что график выпуска книги составлялся без учёта реального положения дел. К юбилею Главного Подонского Классика редакция была совершенно не готова. Считаю нечестным обвинять кого-то в создании книги памяти классика. Ведь редакция не могла предложить других вариантов, выбора просто не было. Но и эту книгу издавать — преступление. Целый том некрологов! С ума сойти можно, прочитав её! Это прямое разбазаривание денег. Коль оригинал поступил в корректорскую — значит, составителю Крийве выплачена определённая сумма. Почему же вовремя не остановили это безобразие? Администрация никаких мер не принимала… — Сырнева расплакалась и выбежала из кабинета. Кое-кто в публике с завистью посмотрел ей вслед. Другие с надеждой взирали на президиум, ожидая сигнала об окончании затянувшейся пытки…

И тут поднялся и воззвал к присутствующим о внимании Тихон Тихонович Неустоев.

— У-у-у, — разочарованно выдохнула аудитория. Кто-то в дальнем углу, не спрашивая разрешения, дёрнул на себя оконную раму — и вялая, едва уловимая струйка морозного воздуха неуверенно поползла по залу, напоминая о том, что где-то там, в невообразимой дали, люди могут свободно дышать…




Комментарии — 0

Добавить комментарий


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.