ПРОВИНЦИЗДАТ

Нельзя сказать, что перелистывание этого рукотворного шедевра очень уж развеселило Андрея — скорее, просто развлекло, но он расслабился и, когда его, прервав забаву, вызвали к главному, никак не готов был увидеть там Казорезова, а тем паче объясняться с ним, и даже непроизвольно вздрогнул. Может быть, это не заметили со стороны, даже наверняка не заметили, потому что в последние месяцы, даже расслабляясь, он кое-какие пружинки держал на взводе, но как бы там ни было, заметили этот вздрог другие или нет, Андрей всё-таки растерялся и, не имея заранее подготовленной линии поведения, вынужден был импровизировать на ходу. Он вопросительно взглянул на Цибулю, но тот не выдал никакой преамбулы, а Казорезов сразу пошёл в атаку:

— Где редзаключение?! Я узнаю`, что редзаключение на мою книгу гуляет по Провинциздату, ходят всякие слухи, а меня водят за нос! Я требую дать мне редзаключение! — с каждым выкриком Анемподист возбуждался всё больше и на последних словах верещал, будто его начинали резать. И чем сильнее ярился Казорезов, тем спокойнее становился Андрей. Теперь он знал, как себя вести.

— Вы меня вызывали, Василий Иванович? — мимо распалённого Анемподиста, спокойно, словно происходящее его не касалось, спросил Андрей.

— Я на вас доброжелательно рецензию писал, — продолжал взвинчивать тон Казорезов, — я вам помочь хотел, как молодому литератору, а вы мне теперь мстите!..

Хотя Андрей и отметил боковой извилиной искажённую логику последнего высказывания (как это — мстить за доброжелательность?), он, всё так же глядя мимо Анемподиста, досадливо поморщился и деловым, озабоченным тоном заявил:

— Василий Иванович, если у вас ко мне дело, так говорите поживее, а то мне недосуг выслушивать тут чужие истерики.

Сидящая у стены Лошакова застыла с открытым ртом, Казорезов осёкся, а Цибуля голосом робота, у которого иссякает питание, процедил:

— Андрей Леонидович, дайте нам, пожалуйста, редзаключение на рукопись Анемподиста Захаровича.

Стоя вполоборота в дверях, Андрей бросил:

— Оно у секретаря партбюро, насколько мне известно, — и размеренным шагом отправился к себе.

Через несколько минут по коридору разнёсся многоногий топот, верещанье Казорезова, но более спокойное, и в ответ ему оправдывающееся мямленье Тих-Тиха, потом шаги с ускорением к выходу, хлопанье деревянной створки, взвизг в тоне угрозы с лестницы и завершающий чугунный удар нижней двери.

Дома Андрея ждало письмо из столичного издательства. Он распечатал конверт со смешанным чувством тревоги и надежды…

Писал редактор, тот самый, с кем ему не довелось познакомиться в сентябре. Почерк корявый, но кое-как разобрать можно…

«В Ваших новых вещах не увидел ничего кроме литературной грамотности…»

«Вы страдаете пороком многих начинающих — скорописанием…»

«Считаем Вас перспективным автором, но нужно посидеть ещё годик, написать что-нибудь новенькое…»

Он перечитал раз, другой, третий… Смысл не менялся. Неведомый ему редактор без всяких доводов — разве что у них там начинающим полагается быть малограмотными?.. — отверг его новые вещи, которые Андрей считал главными и лучшими в будущей книге.

Такого удара он не предвидел.