ПРОВИНЦИЗДАТ

Он отнёс письмо для перепечатки в машбюро и по пути подумал: так ли уж радикально продукция, предложенная Казорезовым, отличается от безобидной галиматьи «детского врача»? Ему вдруг до тошноты не захотелось тратить время и умственную энергию на пространное редзаключение. Есть ведь чёткое указание Главка. Так? Лошакова не желает по каким-то причинам (личная заинтересованность?) это указание выполнять, то есть нарушает дисциплинарные требования. Стало быть, он обязан обратиться к её непосредственному начальнику — главному редактору. Ладно, коль пришлось заняться сегодня писанием бюрократических бумаг, несложно сочинить ещё одну.

Он вернулся за свой рабочий стол и быстренько набросал:

Ввиду того, что стоящая в моем декабрьском графике сдачи рукописей в производственный отдел рукопись А. Казорезова «Ломбард-1», согласно письму начальника Главка И. Г. Горбатого № 06−2213−16/97 от 28.03.85, подлежит исключению из плана выпуска литературы на 1986 год, прошу дать мне разъяснение, какою рукописью она будет заменена, чтобы я мог выполнить нормозадание IV квартала.

15.08.85 А.Л. Амарин".

Цибуля бегло просмотрел бумагу, равнодушно кивнул и отложил в сторону. «Ага, — сделал для себя вывод Андрей: — Он не спешит. А я тем более». И с лёгким сердцем вернулся к собственной рукописи.

Через неделю Андрея вызвали к директору.

Он завозился с бумагами, пряча следы своего «преступления». Не раз убеждался, что всё лежащее на столе считается предназначенным для всеобщего обозрения.

Директор по обыкновению щёлкал костяшками счёт, закусив от усердия фильтр сигареты. Он молча указал Андрею на стул, занёс в толстенную конторскую книгу результаты своих вычислений и задал вопрос:

— Как сейчас складываются ваши отношения с Камилой Павловной?

— Да вроде нормально.

— А с книгой Казорезова?

— Готовлю редзаключение.

— Это хорошо. Камила Павловна планирует её на выход в декабрьский график.

— Как раз по этому поводу я писал докладную главному редактору. Я не понимаю: как можно включать в график выхода работу, которую вышестоящее руководство приказало исключить из плана.

Андрей чуть было не сказал, что его редзаключение должно как раз-таки воспрепятствовать выходу книги, но вовремя притормозил.

— Я читал вашу докладную. Там вы ссылаетесь на его забракованную Главком прежнюю рукопись. Сейчас он представил новую, доработанную. А у нас тут и своего руководства хватает. План принят на правлении краевой писательской организации, утверждён в апкоме… раз уж вы у нас редактором работаете, должны наше положение понимать… — Он помолчал и вдруг выдал неожиданную фразу: — Подонскую литературу надо любить.

— Да я как-то привык любить настоящую, — не удержался от реплики Андрей.

Дир посмотрел на него взглядом, выражавшим намёк на сочувствие.

— Вы ж вот тоже хотите книжку у нас издать?.. А как мы можем пойти вам навстречу, если вы со всей писательской организацией испортите отношения?

«Ясненько, — сообразил Андрей. — Как говорится, баш на баш. Вы нам, мы вам».

— Что ж мне — всё подряд в печать подписывать? Для чего тогда вообще нужен редактор?

— Как для чего?! — всплеснул руками дир. — Да чтобы помогать автору! Ведь у нас по советской конституции любой человек иметь право писать и печататься. А мы, идеологические работники, обязаны в этом содействовать. Одно дело — рукописи из самотёка: там нужно строже подходить к отбору. А в писательской организации профессиональные литераторы. Как же мы можем отказать им в издании? Но и к самодеятельным авторам нужно относиться бережно, деликатно. Не давать им повода заявлять, что мы зажимаем свободу слова. А тут на вас очередная жалоба поступила. Вот, ознакомьтесь. — Он подал Андрею распечатанное письмо.