(Эссе)
Из воспоминаний Софьи Петровны Червинской:
«Итак, настал день отъезда. Провожал нас Фаддей Францевич. Сначала нам сказали, что нас повезут в пассажирском поезде в детском вагоне, чему мы все обрадовались, т. к. ехать надо было сутки, но оказалось, что поезд наш кому-то понадобился и нас посадили в обыкновенный товарный поезд (кажется, его называли тогда «Максим Горький», без каких бы то ни было удобств, даже самых элементарных). Путешествие предстояло суровое и рискованное, но все мы понимали, что всякие хлопоты были бы бесполезны.
«Поезд» наш тронулся, и мне запомнился на всю жизнь этот момент — Фаддей Францевич шел за поездом и горько-горько плакал. Оказалось, что это, действительно, было последнее наше свиданье…"
Таким было прощание с последней любовью, с маленькими дочурками. Затем пришлось навсегда проститься с Россией.
Накануне отъезда Фаддей Францевич оформил усыновление младших детей и официально дал им свое имя. «Помните всегда, что вы Зелинские», — напутствовал он дочерей. Но помнить об этом в СССР можно было только тайно. Отец за границей — это темное пятно в биографии. Переписка с ним, регулярно получаемые из Польши денежные переводы, — все это осложняло жизнь семьи настолько, что в
Покинув «Россию во мгле», шестидесятитрехлетний профессор пережил второе рождение. Родина отцов, независимая Польша, приняла его с такими почестями, которые затмили все, чем одарил его Петербург серебряного века. Профессура в Варшавском университете, квартира при нем же, ежегодные командировки на конгрессы и симпозиумы во все европейские страны, портреты на почтовых открытках… «Меня здесь балуют, — не без гордости сообщал он в письме дочери Ариадне, — даже в карикатуры и оперетку попадаю, а это свидетельство популярности…» Восторженный прием, комфортные жизненные условия — это прежде всего возможность дальнейшей работы по возведению задуманной вертикали. Не удалось закончить ее в России — значит, нужно выполнить задуманное здесь. Два многотомных труда ждут своего завершения. Первый — тетралогия «Античный мир», начатая еще в России книгой «Сказочная древность Эллады» (самая известная нынешнему читателю книга Зелинского, по меньшей мере дважды переиздававшаяся в
Наполненную творческой энергией жизнь неувядаемого профессора омрачает лишь разлука с близкими, и прежде всего с младшими дочерьми, оставленными в суровой советской России. Письма, открытки дочерям, полные отеческой любви и заботы, отправляются из разных европейских столиц и курортных городов, куда почетный доктор почти всех существующих в Европе университетов приезжает, чтобы поработать в библиотеках, прочитать доклад, выступить перед учеными-коллегами, по несколько раз в год. «…Хотя судьба нас разлучила, — писал он дочери Ариадне, — но мне сладко думать, что у меня есть далеко мои любимые дочки и что я могу работать на них и заботиться о их судьбе. И ты, моя дорогая, помни об этом и, когда будешь думать обо мне, повторяй свои детские слова: «Это наш папа!»… Последнее письмо Ариадне датировано 23 июня 1937 года. Профессор сообщал о своих достижениях и замыслах: «Теперь кончаю «Римскую империю», выйдет солидный том; после него примусь за историю античных религий, коей еще недостает двух томов. Двух томов! Легко сказать. Как их напишешь, когда тебе стукнуло уже 78 лет? Ну, как, этого не знаю, а стараться надо. Помогите мне в этом и вы, поддерживая во мне бодрое настроение и уверенность, что в моей утлой лодочке по-прежнему сидят милые фигурки моих молодых дочек…» На этом переписка дочерей с отцом прервалась.
Тем не менее к осени 1939 года один из недостающих томов главного труда был в рукописи готов. Первого сентября 1939 года гитлеровская, а 17 сентября Красная армия приступили к новому разделу Польши. В промежутке между этим двумя датами Зелинскому исполнилось 80 лет.
Какая трагическая насмешка судьбы! Ученый, в начале творческого пути взращенный культурной почвой Германии, теряет все им созданное при нашествии вандалов, порожденных этой же страной! Авиабомба нацелена в здание Варшавского университета, квартира профессора разрушена. Пламя пожара уничтожает книги и драгоценные рукописи… Атмосфера этих дней воссоздана в стихотворении польской поэтессы Ханны Морткович-Олчаковой «Памяти профессора Тадеуша Зелинского». Привожу его в своем сокращенном переводе, не передающем, к сожалению, патетической напряженности оригинала, но, надеюсь, верно излагающем смысл.
От рукописей, книг библиотечных
Остался пепел и чадящий дым.
Развеяны и отлетели в вечность
Святая Греция и величавый Рим.
Пожрало пламя славный «Мир античный»,
«Аттические сказки» размело…
А их создатель статуей трагичной
На посох навалился тяжело.
Сожженный рынок. Сумрачный народ
Среди развалин пропитанье ищет.
Седой профессор в той толпе бредет,
Надеясь раздобыть какой-то пищи.
Колышет ветер серебро волос,
Пуста сума в руке его нетвердой,
А голос пресекается от слез,
И ни следа былой осанки гордой.
Кому нужны минувшие века?
Что стоят здесь полвека прежней славы?..
Свирепый голод гонит старика
Среди руин поверженной Варшавы.
Разбиты склепы, взорваны дома,
И хлопья сажи застилают небо.
В ладонях старца посох и сума.
Единственная мысль — о корке хлеба.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
© 2011 Ростовское региональное отделение Союза российских писателей
Все права защищены. Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.
Создание сайта: А. Смирнов, М. Шестакова, рисунки Е. Терещенко
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.
Комментарии — 0