КЛЕЙМО СВОБОДЫ

Фрагменты неизданной книги

(Эссе)

III. ВЕРТИКАЛЬ ЖИЗНИ

ВЕРТИКАЛЬ ЖИЗНИ ФАДДЕЯ ЗЕЛИНСКОГО

Оставить комментарий

Из воспоминаний Софьи Петровны Червинской:

«Итак, настал день отъезда. Провожал нас Фаддей Францевич. Сначала нам сказали, что нас повезут в пассажирском поезде в детском вагоне, чему мы все обрадовались, т. к. ехать надо было сутки, но оказалось, что поезд наш кому-то понадобился и нас посадили в обыкновенный товарный поезд (кажется, его называли тогда «Максим Горький», без каких бы то ни было удобств, даже самых элементарных). Путешествие предстояло суровое и рискованное, но все мы понимали, что всякие хлопоты были бы бесполезны.

«Поезд» наш тронулся, и мне запомнился на всю жизнь этот момент — Фаддей Францевич шел за поездом и горько-горько плакал. Оказалось, что это, действительно, было последнее наше свиданье…"

Таким было прощание с последней любовью, с маленькими дочурками. Затем пришлось навсегда проститься с Россией.

Накануне отъезда Фаддей Францевич оформил усыновление младших детей и официально дал им свое имя. «Помните всегда, что вы Зелинские», — напутствовал он дочерей. Но помнить об этом в СССР можно было только тайно. Отец за границей — это темное пятно в биографии. Переписка с ним, регулярно получаемые из Польши денежные переводы, — все это осложняло жизнь семьи настолько, что в 30-е годы Софья Петровна вынуждена была прекратить переписку и указать в паспортах дочерей свою девичью фамилию. Тогда же ее дважды сажали за решетку, но дальше этого репрессии властей, к счастью, не пошли. Их жертвой стал внебрачный сын Зелинского Адриан Пиотровский — самая известная личность из детей Фаддея Францевича, переводчик Катулла, Аристофана и Эсхила (ему удалось выполнить то, что не успел Вячеслав Иванов, и выпустить в издательстве «Академия» однотомник Эсхила в своих переводах), а впоследствии директор «Ленфильма». Пострадала и старшая дочь Зелинского Амата: ее муж и двое сыновей были уничтожены в сталинских лагерях. Судьба других детей от первого брака сложилась более благополучно. Сын Феликс в 19-м году, лишенный большевиками крова в Петербурге, на лыжах по льду Финского залива бежал в Финляндию, а впоследствии обосновался в Баварии; его сестра Корнелия вышла замуж за японца и жила на дальних островах; дочь Вероника, страдавшая болезнью сердца, осталась незамужней и посвятила себя заботам об отце в польский период его биографии. Младшие же, совсем юные дочери Тамара и Ариадна, потеряли всякую связь с отцом в 37-м…

Покинув «Россию во мгле», шестидесятитрехлетний профессор пережил второе рождение. Родина отцов, независимая Польша, приняла его с такими почестями, которые затмили все, чем одарил его Петербург серебряного века. Профессура в Варшавском университете, квартира при нем же, ежегодные командировки на конгрессы и симпозиумы во все европейские страны, портреты на почтовых открытках… «Меня здесь балуют, — не без гордости сообщал он в письме дочери Ариадне, — даже в карикатуры и оперетку попадаю, а это свидетельство популярности…» Восторженный прием, комфортные жизненные условия — это прежде всего возможность дальнейшей работы по возведению задуманной вертикали. Не удалось закончить ее в России — значит, нужно выполнить задуманное здесь. Два многотомных труда ждут своего завершения. Первый — тетралогия «Античный мир», начатая еще в России книгой «Сказочная древность Эллады» (самая известная нынешнему читателю книга Зелинского, по меньшей мере дважды переиздававшаяся в 90-е годы у нас в стране — см. библиографический список в конце статьи). В течение 15 лет пишутся (уже на польском!) и выходят в свет следующие тома: «Независимая Греция», «Римская республика», «Римская империя». Параллельно идет интенсивная работа над главным трудом по истории античных религий. К двум книгам, изданным в России, добавляются еще два объемистых тома: «Эллинизм и иудаизм», «Религия Римской республики». А кроме этих основных трудов множество иных, переведенных с русского и новых, написанных уже в Польше.

Наполненную творческой энергией жизнь неувядаемого профессора омрачает лишь разлука с близкими, и прежде всего с младшими дочерьми, оставленными в суровой советской России. Письма, открытки дочерям, полные отеческой любви и заботы, отправляются из разных европейских столиц и курортных городов, куда почетный доктор почти всех существующих в Европе университетов приезжает, чтобы поработать в библиотеках, прочитать доклад, выступить перед учеными-коллегами, по несколько раз в год. «…Хотя судьба нас разлучила, — писал он дочери Ариадне, — но мне сладко думать, что у меня есть далеко мои любимые дочки и что я могу работать на них и заботиться о их судьбе. И ты, моя дорогая, помни об этом и, когда будешь думать обо мне, повторяй свои детские слова: «Это наш папа!»… Последнее письмо Ариадне датировано 23 июня 1937 года. Профессор сообщал о своих достижениях и замыслах: «Теперь кончаю «Римскую империю», выйдет солидный том; после него примусь за историю античных религий, коей еще недостает двух томов. Двух томов! Легко сказать. Как их напишешь, когда тебе стукнуло уже 78 лет? Ну, как, этого не знаю, а стараться надо. Помогите мне в этом и вы, поддерживая во мне бодрое настроение и уверенность, что в моей утлой лодочке по-прежнему сидят милые фигурки моих молодых дочек…» На этом переписка дочерей с отцом прервалась.

Тем не менее к осени 1939 года один из недостающих томов главного труда был в рукописи готов. Первого сентября 1939 года гитлеровская, а 17 сентября Красная армия приступили к новому разделу Польши. В промежутке между этим двумя датами Зелинскому исполнилось 80 лет.

Какая трагическая насмешка судьбы! Ученый, в начале творческого пути взращенный культурной почвой Германии, теряет все им созданное при нашествии вандалов, порожденных этой же страной! Авиабомба нацелена в здание Варшавского университета, квартира профессора разрушена. Пламя пожара уничтожает книги и драгоценные рукописи… Атмосфера этих дней воссоздана в стихотворении польской поэтессы Ханны Морткович-Олчаковой «Памяти профессора Тадеуша Зелинского». Привожу его в своем сокращенном переводе, не передающем, к сожалению, патетической напряженности оригинала, но, надеюсь, верно излагающем смысл.

От рукописей, книг библиотечных

Остался пепел и чадящий дым.

Развеяны и отлетели в вечность

Святая Греция и величавый Рим.

Пожрало пламя славный «Мир античный»,

«Аттические сказки» размело…

А их создатель статуей трагичной

На посох навалился тяжело.

Сожженный рынок. Сумрачный народ

Среди развалин пропитанье ищет.

Седой профессор в той толпе бредет,

Надеясь раздобыть какой-то пищи.

Колышет ветер серебро волос,

Пуста сума в руке его нетвердой,

А голос пресекается от слез,

И ни следа былой осанки гордой.

Кому нужны минувшие века?

Что стоят здесь полвека прежней славы?..

Свирепый голод гонит старика

Среди руин поверженной Варшавы.

Разбиты склепы, взорваны дома,

И хлопья сажи застилают небо.

В ладонях старца посох и сума.

Единственная мысль — о корке хлеба.




Комментарии — 0

Добавить комментарий


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.