КЛЕЙМО СВОБОДЫ

Фрагменты неизданной книги

(Эссе)

II. МИФЫ НОВОЙ РОССИИ

МИФ О СВОБОДЕ

Оставить комментарий

«Свобода приходит нагая…»

И босая — дополнил бы я строчку Хлебникова. Может ли ощущать себя свободным нищий? В высоком философском смысле, наверно, да. Помните старинную арабскую сказочку, в которой царь, чтобы стать счастливым, мечтает надеть рубашку счастливого человека? Единственным, кто соответствовал этому определению, оказался веселый пахарь в чистом поле, вот только рубашки у него не нашлось. Без нее он мог чувствовать себя счастливым и, следственно, свободным. А ежели бы у него отобрали еще и плуг?..

В современной России необозримое множество людей, и прежде всего людей образованных, попали в положение пахаря, лишенного плуга. То, чему их долгие годы учили, то, что они умели делать квалифицированно, осталось никем не востребованным в новой общественной ситуации. Свобода выбора деятельности стала строго ограниченной и жестко направленной. Самые изворотливые и не слишком щепетильные в вопросах морали научились делать деньги из воздуха посредством всяких там липовых и не липовых банков, фондов, пресловутых пирамид; менее шустрые заняли приносящую средний достаток нишу торговли; самые же неприспособленные: то ли в силу инертности натуры не сумевшие адаптироваться к условиям дикого рынка, то ли в силу своих убеждений не желающие отказываться от выбранной профессии — попали в положение интеллектуальных рабов, превратились в самых что ни на есть «пролетариев умственного труда» в прямом значении шутливого этого выражения.

«Кто хочет быть свободен, — писал когда-то Ромен Роллан, — должен иметь деньги. А кто хочет денег, — продолжал он же, — должен продать свою свободу». Всеобщая продажность, маркирующая состояние нравов нынешнего российского социума, так или иначе дает себя знать на любом общественном уровне. В рабских условиях пытаются выжить, сохранив свой профессиональный статус, рядовой учитель, врач, инженер-конструктор, другие многие представители интеллектуальных профессий. Но и более удачливые их коллеги, прикормленные властью и имеющие доход, на несколько порядков превосходящий жалкие заработки аутсайдеров, тоже находятся в положении рабов, так как обязаны землю рыть, чтобы угодить своим хозяевам… Если рабство — это свобода, то мы, бесспорно, живем в свободном обществе. Но тогда впору ему уже обрести своего Оруэлла. Какие же свободы реально действуют сейчас на Руси? Свобода убивать — и быть убитым; свобода грабить — и быть ограбленным; свобода богатеть посредством первых двух — и нищенствовать. Нет, я не о благопристойной бедности, которая никогда не смущала свободно мыслящего индивида: ему ведь ни к чему роскошь, а нужен лишь разумный достаток, позволяющий реализовать себя в избранном роде деятельности, — я о подлинной нищете, когда человек не уверен в том, что сумеет обеспечить себе хотя бы прожиточный минимум. А ведь именно в таком положении находятся тысячи и тысячи людей, и у них нет никаких гарантий социальной защищенности…

Уж не сгущаю ли я краски, живописуя в интонациях Экклезиаста столь мрачную картину? Может быть, отчасти. Но даже если перечисленное мною отражает лишь ощутимые тенденции, то и тогда стоит говорить о них в полный голос, пользуясь не отобранной пока свободой слова. Впрочем, и она, кажется, превратилась уже в свободу кричать — и не быть услышанным…

Царство великого произвола

Вернемся к началу моих заметок — к лирической их части. Когда-то мы жили в несвободной стране — и не догадывались об этом. Потому что поводок, на котором нас держали, был довольно длинным, а иногда и почти незаметным. Степень натяжения поводка менялась в зависимости от нрава и представлений правителей. На своем полувеку я застал хрущевский период, брежневский, короткое междуцарствие немощных генсеков и, наконец, горбачевский. Легче всего дышалось в первый и последний. Поводок давал себя знать только тогда, когда вы прикасались к запретным зонам, табуированным участкам: не трожь власть, которая лучшая и передовая, не замай учение основоположников, не спрашивай о том, что тебя не касается. А в остальном — живи как вздумается. Ты мог проехать страну вдоль и поперек — и не заметить колючей проволоки (большая ведь страна: места для всего много). Ты мог бить баклуши за заводе или в проектном институте — и никто не лишал тебя куска хлеба (когда без масла, а когда и с ним). Ты мог высмеивать пороки системы и своих вождей (правда, в пределах домашней кухни да в компании близких друзей, но многим ли требовалась более обширная аудитория?). Словом, ты мог жить в несвободной стране, но чувствовать себя достаточно независимым.

Теперь мы живем в стране, провозгласившей себя свободной. Железный занавес в клочья, весь мир перед нами — но у всякого ли найдутся средства и время, чтобы поехать не то что за границу, а хотя бы в соседний город? Нам дозволено публично хаять кого угодно из высшей власти — но осмелимся ли мы сказать слово супротив своего работодателя? Мы может стать вольными предпринимателями в любой сфере — но нас обдерут как липку чиновники, мытари и рэкетиры. Поводок, на котором держала нас власть, выброшен на свалку — но не крепче ли него держат нас невидимые путы материальной зависимости, беззакония, незащищенности? И как тут не подумать, что тотальная нищета, обрамленная несметной роскошью немногих, тотальное падение нравов, тотальный страх перед завтрашним днем — суть всего лишь новые формы существования прежнего тоталитарного режима, его новая шкура, скрывающая все то же бесчеловечное нутро. Что мы живем всё при той же тирании, лишь напялившей на себя маску свободы, а это делает ее еще более опасной.

А теперь откажемся, из-за его сомнительного происхождения, от слова «беспредел» для характеристики нынешнего состояния российского общества. Литературный русский язык достаточно богат, чтобы найти в нем термины для обозначения любых явлений. Когда-то меня, студента-второкурсника, без всяких причин задержала милиция. Знакомый профессор, к которому я обратился за помощью (у него были связи в начальственных кругах), только горестно вздохнул. «Мы живем в царстве великого произвола», — невольно вырвалось у него. На дворе стоял 1967 год — не самый морозный в российской истории! Мне на всю жизнь запомнилась эта фраза.

Да-да! Россия всегда была царством великого произвола — менялась лишь его интенсивность. Мы и сейчас продолжаем жить в том же царстве — и помянутая интенсивность держится в высокой фазе. Однако многие тираны, правившие этим царством в самые разные времена, считали полезным метить свои короны, а порой и тела подданных, клеймом свободы. Но истинно свободные люди не позволяют себя клеймить.

Источник: ЛГ — Юг России, 2000, № 5




Комментарии — 0

Добавить комментарий


Реклама на сайте

Система Orphus
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.