КЛЕЙМО СВОБОДЫ

В минувшем году произошло неординарное для шолоховедов событие: были обнаружены рукописи первых двух книг «Тихого Дона». По мнению многих, теперь затяжной спор вокруг авторства знаменитого романа окончательно разрешен. Но так ли это на самом деле?..

Ростовская областная газета «Молот» 11 февраля с. г. начала публикацию с продолжением «Открытого письма В. Осипова Александру Солженицыну» (в дальнейшем для краткости будем пользоваться аббревиатурой ОП — О. Л.). Вот преамбула письма:

«Уважаемый Александр Исаевич!

Это письмо не может не появиться по двум обстоятельствам и одной наисерьезной озабоченности:

— недавняя находка рукописи «Тихого Дона» положила конец обвинениям в плагиате, инициатором которых с 1974 года стали Вы;

— однако в стране и в мире продолжает оставаться ваша обширная критическая шолоховиана.

Какой же выбор сделать читателям? Может быть, мое Обращение поможет вам и им".

Вы что-нибудь поняли, читатель? Ну да, один из тех, кому вызвался помочь сделать выбор В. Осипов? Вот и я… не сразу.

И не вполне. Прежде всего: почему автор ОП, рванувшийся, по его собственным словам, к нам на помощь, так невнятно выражает свои мысли на русском языке. Одно лишь новообразование «наисерьезный» ставит в тупик человека, привычного к нормативной речи.

Впрочем, основной корпус того же ОП разит наповал стилистическими перлами еще похлеще. Вроде таких, например:

«…не был новичком-дебютантом (речь идет о Шолохове. — О. Л.). Уже были книги рассказов и приступил к роману „Донщина“. И уже они начинали намывать драгоценные крупицы тонкого понимания драматических событий». Как тут не посочувствовать адресату ОП, если, конечно, Александр Исаевич сочтет необходимым его прочитать. Но оставим на совести автора и редакции газеты неудобочитаемость публикации. Поговорим о существе ее предмета, т. е. о давних спорах вокруг имени и творчества М. Шолохова. При этом я не собираюсь отвечать за А. Солженицына на предъявленные ему В. Осиповым претензии, поскольку, во-первых, Александр Исаевич меня о том не просил, а во-вторых, — потому что никогда не был шолоховедом. А вот читателем был и остаюсь, следственно, принадлежу к числу тех, о ком печется автор ОП (хотя, добавлю в скобках, я его такими полномочиями не наделял). И высказаться хочу именно как читатель.

Мое читательское знакомство с шолоховедением началось еще в школьную пору. Тогда преподаватели-словесники рекомендовали нам для изучения объемистые монографии таких авторов, как В. Гура, Л. Якименко, Ю. Лукин… Много имен, всех не упомнить. И неудивительно: советское шолоховедение было почетным и доходным делом. Круг раскручиваемых проблем не поражал разнообразием: весь набор соцреалистической схоластики — ну, там, партийность, народность, вера в светлое будущее и т. п. — в полном соответствии с направлением, намеченным самим Шолоховым: помните крылатую его фразу насчет того, что пишут-то советские мастера слова по указке собственных сердец, а вот сердца их всецело принадлежат родной коммунистической партии. Случались, впрочем, и дискуссии. Так, если не ошибаюсь, велся глубокий научный спор: можно ли считать Григория Мелехова (кстати, почему в публикации «Молота» фамилия эта пишется через «и»? Так в новонайденных рукописях, что ли?) положительным героем или же он герой противоречивый. Понятно, что все писания советских шолоховедов представляли интерес главным образом для них самих и для добросовестных школьных учителей, а широкий, что называется, читатель ими, то бишь писаниями, не увлекался.

Ситуация изменилась с отменой цензурных запретов. Растабуированная впервые после 1929 года тема сомнений в принадлежности «Тихого Дона» перу Шолохова породила крутую и мощную волну публикаций — от академических до бульварных, в которых утверждалось или предполагалось, что «донскую» (она же «красная») «Илиаду» написал не Шолохов, а кто-то другой. Почти одновременно набрала силу не менее могучая встречная волна — гневных опровержений, обличений и негодований. На месте тихого болота советского шолоховедения взбурлил Мальмстрим взаимосокрушающих мнений, ругани, скандалов, — словом, тема получила уже не академический, а широчайший общественный резонанс. В итоге образовалось два противоборствующих лагеря в современном шолоховедении: лагерь защитников «святого имени классика» (термин В. Осипова) и лагерь «ниспровергателей» (термин того же автора). И, судя по гневу праведному, пафосу яростному, патетике трагической представителей первого лагеря, противники их победили: удалось-таки им, «ниспровергателям», «сбросить классика с корабля современности» (цитата все из того же В. Осипова, который, в свою очередь, цитирует манифест футуристов, правда, с ошибкой: у них говорилось о пароходе). Лишь теперь счастливая находка рукописей позволила справедливости восторжествовать, «ниспровергателям» же зловредным остается только покаяться в содеянном.

О значении находки в стародавнем споре скажем чуть позже. А пока предположим, что ее не было. Ужель и впрямь без этой рукописи дела «защитников» были столь плачевны? Иначе говоря, имелись ли у них основания для тревог и причитаний? Из-за чего, собственно, разгорелся весь сыр-бор?

И приснился мне (вы догадываетесь, что это всего лишь повествовательный прием) кошмарный сон. Выхожу я на улицу и вижу: под стенами всех библиотек горят костры, а вокруг них пляшет, взявшись за руки, разнузданная толпа дикарей, периодически швыряя в огонь тома шолоховских сочинений. К дверям тех же библиотек одна за другой подкатывают груженые фуры, и из них носят в хранилища пачки свежеизданных книг «Тихого Дона». И на каждой обложке золотыми буквами имя автора: «Не-Шолохов», «Не-Шолохов», «Не-Шолохов»… Несчастные «защитники» рвутся сквозь кордон омоновцев спасать из пламени драгоценные страницы, но оттесняют их безжалостно стражи порядка от глумящихся ниспровергателей…

Просыпаюсь (как вы снова догадываетесь, это продолжение прежнего приема), выхожу из дома. Грязи, как всегда, по уши, но костров не видать. Иду в ближайшую библиотеку, спрашиваю потихоньку, чтоб никто посторонний не услышал: «Тихий Дон» можно?". Выдают без разговоров. Автор — М. Шолохов. Иду в другую, третью — то же самое. Захожу в книжный магазин: «Тихий Дон есть?» — «Есть». — «А кто автор?» — «Как кто! Вы что — такой дремучий, что не знаете?» Засмущался, ушел. На лавочке в парке сидит девушка, газетку «Молот» подстелила, — чтоб, значит, одежду не замарать, ну и для тепла. В руках книга: «М. Шолохов. Тихий Дон». И не прячется, так прямо обложкой наружу и держит. Испугался я за нее. Газетку на минутку попросил и шепчу: «Что ж вы, девушка, так свободой своей рискуете, крамолу на свежем воздухе раскрыли. Али газет не читаете? Шолохова-то вашего ниспровергли. Так и в кутузку загреметь недолго…» А она ресницами крашеными луп-луп — и понять ничего не может, поди, и слова такого не слышала: «ниспровержение»… Да и милиция на нее ноль внимания. Немного отлегло у меня от сердца, пошел дальше через парк и сам себе думаю: «А ну как мама этой девушки, лет этак двадцать назад, присела бы на лавочке с томиком Солженицына в руках. Или попросила бы в библиотеке какую-нибудь его книжку, даже из тех, что некогда были дозволены цензурой. Что б тогда с ней было?..» И еще подумал: «Когда за чтение Солженицына давали тюремный срок, а его самого вышвырнули из страны, писал в те времена В. Осипов что-нибудь о «ниспровержении»?..

К чему эта буффонада? — можете спросить вы. А вот к чему. С момента первых публикаций и по сегодняшний день любые произведения Шолохова абсолютно доступны каждому, кто хочет их прочитать. Они издавались и продолжают издаваться миллионными тиражами, входили и входят в школьную программу. Поэтому для всяких причитаний о каком бы то ни было «ниспровержении» Шолохова самым точным определением будет эпитет «кликушеские». Это во-первых. А во-вторых, еще более нелепо защищать писателя от обвинений в плагиате и с пеной у рта доказывать, что он плагиатором не был. Это ровно то же самое, что ломиться в открытую дверь. Ибо факт плагиата, как и любое уголовное преступление, считается признанным только тогда, когда юридически доказан в суде, а до этого действует презумпция невиновности. И ни один нормальный человек в правовом обществе не обязан свою невиновность доказывать. Между прочим, у самого Шолохова было достаточно ума, чтобы этого не делать. И уж тем паче не давал он подобных поручений своим добровольным посмертным адвокатам. Был, правда, эпизод в 1929 году, когда обвинения молодому писателю предъявлялись и ему пришлось-таки свою невиновность доказывать, хотя и не в суде, но попробовал бы кто в те времена заикнуться о презумпции этой самой! Кстати, с чего это В. Осипов назвал Солженицына «инициатором» обвинений Шолохова в плагиате? Неужели ему как шолоховеду неизвестно о расследовании 1929 года?.. Но оставим пока В. Осипова и повторим простую и очевидную мысль: поскольку никем не доказано противное, М. Шолохов был и остается автором всех напечатанных под его именем произведений. И в тысячу первый раз доказывать это так же бессмысленно, как бить себя в грудь, утверждая, что солнце светит, вода течет, а Волга впадает — всем известно куда.

Но этот юридически неопровержимый (или, во всяком случае, пока не опровергнутый) факт отнюдь не лишает кого бы то ни было права испытывать сомнения, ставить вопросы и искать на них достоверные ответы, чтоб выработать собственную точку зрения.