(Эссе)
Это сладкое слово «свобода»… За десятилетие существования новой России все мы более или менее усвоили основные аксиомы либерального сознания — и в их числе явствующее из самого значения слова «либеральный» понимание свободы как главной общественной, но прежде всего личностной ценности.
Однако понятие свободы настолько многозначно, что стоит предварительно договориться, о чем конкретно пойдет речь. Оставим философам категориальные трактовки этого понятия; предоставим политологам всесторонний анализ существующих либо только продекларированных гражданских свобод в нынешней России. Поговорим о свободе как самоощущении личности. Иными словами, попытаемся выяснить, чувствуем ли мы себя свободными в предложенных нам (или возникших независимо от чьей бы то ни было воли) общественных обстоятельствах. Напомню, что под местоимением «мы» я разумею прежде всего тех, кто еще не разучился читать что-либо кроме программы телевидения на неделю и иметь собственные суждения помимо почерпнутых из телепередач.
Тут необходимы как минимум две оговорки. Первая: самоощущение — штука субъективная, и я отдаю себе отчет, что мои заметки могут грешить неким субъективизмом, — в то же время опыт общения с другими людьми позволяет предположить, что я опираюсь не только на собственные впечатления. И вторая: я не имею в виду внутреннюю свободу личности, ту «тайную свободу», о которой писал в своих прощальных строках Александр Блок, — она в любых условиях остается неотъемлемым достоянием полноценного человека. Наш же предмет — свобода, так сказать, внешняя, понимаемая как комплекс общественных обстоятельств, способствующих самореализации и самосовершенствованию личности. Но, прежде чем присмотреться к помянутым обстоятельствам, —
Летом 1965 года четверо десятиклассников (и в их числе автор этих строк) в последние школьные каникулы отправились на велосипедах из Ростова в Борисоглебск. За десять дней, имея в карманах по десятке на брата, пропылили они по степным проселкам700 километровчерез всю Ростовскую, часть Волгоградской и кусок Воронежской областей. Ночевали то в чистом поле, то в лесополосе, то на берегу речки. И за все путешествие в незнакомых краях ни разу не пережили не то что страха, но малейшего беспокойства за собственную безопасность. Равно как и их родители, без всяких колебаний отпустившие подростков в самостоятельный дальний поход.
Еще более ранние кадры памяти. Июль
Теперь-то мы знаем, что те люди вовсе не были свободными, потому что жили в тоталитарном государстве. Но почему именно такими отпечатались они в моей детской памяти? И почему в наши дни мы не гуляем благоухающими летними ночами по главной улице Ростова, а предпочитаем в любое время года томиться у телевизоров, отгородившись от внешнего мира стальными дверями? И почему нынешние родители вряд ли рискнут отпустить своих детей в такое путешествие, какое когда-то совершили мы? Теперь, когда наша страна стала, наконец, свободной?..
Осуществляя свои свободные устремления, я неизбежно сталкиваюсь с такими же устремлениями себе подобных. Отсюда следует, что моя свобода не беспредельна. Западная цивилизация за века своего развития выработала неписаную формулу, выражающую баланс интересов отдельных личностей: «свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого». Чем же регулируется этот баланс? Взаимной договоренностью, облеченной в форму Закона. Свободные общества сохраняют свою устойчивость благодаря законопослушанию граждан, а государство как выразитель их интересов обеспечивает соблюдение законов всеми без исключения — от бездомных бродяг до лиц королевской крови. Таким образом, свобода каждого сочетается с гарантиями безопасности. Иначе говоря, свобода и безопасность неразделимы. Добавим к этому, что нормами поведения свободных граждан стали терпимость, соблюдение прав меньшинства, уважение ко всем, кто на тебя не похож, — то ли цветом кожи, то ли образом мышления, то ли чем угодно еще.
Оттачивавшиеся многими десятилетиями формы общежития выработали у цивилизованных людей парадоксальную, казалось бы, для свободного человека привычку к самоограничению в повседневном быту. Скажем, в общественном транспорте каждый пассажир заботится прежде всего о том, чтобы своим присутствием доставить как можно меньше неудобств соседу. Но поскольку так же ведет себя и сосед, выигрывают в итоге оба. Получается, что, ограничивая свои притязания, каждый печется о собственных интересах, понимая на уровне рефлекса, что обеспечит их, только соблюдая интерес другого. Или взять шокирующую впервые попавшего на Запад россиянина манеру автомобилистов застывать на месте, как только пешеход приблизится к краю тротуара: никому из водителей не приходит в голову, что твердая скорлупа дает ему преимущество перед теми, кто ее лишен…
Но как совместить такие взаимоисключающие для российского менталитета понятия, как свобода и самоограничение, на нашей отечественной почве? Где пассажир такого же автобуса не прочь распространить свою экспансию на весь салон, а такой же автомобилист уверен, что превосходство в массе дает ему право раздвигать пешеходов даже на тротуаре… Где о терпимости мало кто слышал, где права меньшинства подавляются, а любой, кто выделяется из толпы, воспринимается ею как чужой и чуждый… «Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого»?.. Да окститесь, прекраснодушные либералы! Где вы видели такое на родных просторах? У нас-то испокон веку было совсем наоборот: свобода одного начинается там, где заканчивается свобода другого. Свободным рядовой житель России чувствует себя только тогда, когда подавляет свободу другого, — и происходит это на всех ступенях общественной лестницы. Тысячелетнее рабство сформировало и соответствующую психологию: вожделенная мечта раба отнюдь не свобода, а место своего хозяина. Заняв это место, он будет множить число собственных рабов. Все этапы жизненного пути демонстрируют этот процесс. Ну ладно — пропустим детсадовскую и школьную поры (хотя и там тенденции уже просматриваются). Где проходит свои академии человек массы, лишенный возможностей и способностей попасть в учебные заведения последующих звеньев? В уличных и дворовых «бригадах», в армии и — немалая часть — в зоне. Что он усваивает там в первую очередь? Иерархический «принцип курятника»: «сидящий выше гадит на сидящего ниже»; «ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак»
Кстати, о законах. Какой из них, кроме закона кулака, действовал когда-либо на Руси в полном объеме? О какой власти законов может идти речь в стране, где их суровость, по слову Салтыкова-Щедрина, умеряется всеобщим неисполнением, где народ с незапамятных пор повторяет: «Закон что дышло…»; «Закон — тайга, медведь — хозяин» (выражение, вероятно, особенно актуальное в сегодняшней политической ситуации!); «От сумы да от тюрьмы не зарекайся»; «Кто сильнее, тот и прав» (вариант: «Тот прав, у кого больше прав»); «Суди меня, судья неправедный»
Так что неудивительно, что для характеристики российского варианта «свободы» укоренилось во всеобщем обиходе пришедшее их уголовного лексикона и непереводимое на другие языки зловещее слово «беспредел».
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
© 2011 Ростовское региональное отделение Союза российских писателей
Все права защищены. Использование опубликованных текстов возможно только с разрешения авторов.
Создание сайта: А. Смирнов, М. Шестакова, рисунки Е. Терещенко
Все тексты сайта опубликованы в авторской редакции.
В случае обнаружения каких-либо опечаток, ошибок или неточностей, просьба написать автору текста или обратиться к администратору сайта.
Комментарии — 0