КЛЕЙМО СВОБОДЫ

О. ЛУКЬЯНЧЕНКО. Высказаться на эту тему мне захотелось при чтении интервью с Василем Быковым по поводу выхода в свет его новой книги. Оказывается, книга эта выпущена на деньги, собранные читателями, тиражом 750 экземпляров… Сам факт убийствен: живой классик, чьи книги прежде издавались миллионными тиражами, поставлен в положение любого начинающего: плати — издадут. А основной тезис В. Быкова сводится к тому, что литература, по крайней мере в привычном значении этого слова, попросту перестала существовать. Помнится, в нашумевшей некогда статье Виктор Ерофеев отпел советскую литературу. Теперь, стало быть, пришла пора справлять тризну по литературе как таковой?

А. ХАВЧИН. Да, для нас, людей пишущих, то, что сейчас творится, — катастрофа. Но имеем ли мы право нашу сословную, цеховую драму представлять как вселенскую трагедию… Тебе никогда не приходил в голову страшный, кощунственный вопрос: а почему литература должна существовать?

О. Л. Ну, сейчас-то уж, кажется, общепризнанно, что литература никому и ничего не должна. Еще в двадцатые годы идеолог «серапионовых братьев» Лев Лунц заявил, что искусство, как и природа, существует, потому что не может не существовать. Заданный тобою вопрос я для себя когда-то ставил в несколько иной плоскости: зачем она вообще нужна-то, эта изящная словесность? Какой в ней прок? Ответ требовался чисто практический. Я преподавал в ту пору литературу в мореходке и вынужден был объяснять будущим морякам, для чего им сей никчемный предмет. Понял, что внятного и непротиворечивого ответа у меня нет. Тогда попытался приблизиться к нему на метафорическом, так сказать, уровне. Зачем, спрашивал я, альпинист, рискуя жизнью, стремится к недосягаемой вершине? Зачем Седов и Скотт идут на гибель, покоряя полюс? Зачем Джордано Бруно всходит на костер: не все ли равно, что вокруг чего вращается? И еще десятки других зачем, не имеющих ответа. То есть ответы есть, но они не сообразуются с «презренной пользой». Так вот и литература — как и искусство вообще и фундаментальная («чистая») наука, — это сферы приложения человеческих сил к поискам истины, добра и красоты.

Редукция, тем более полная атрофия такой потребности возвращает человека к первобытному состоянию, какими бы достижениями технического прогресса он ни пользовался. Отсутствие интереса к названным сферам есть показатель духовного вырождения общества, симптом его варваризации, а то и одичания. Когда люди перестают читать книги, рушится связь времен и каждое новое поколение оказывается перед непреодолимой стеной проблем, тысячекратно встречавшихся в истории, — да память о том утрачена. Отсюда пессимистические выводы типа «история ничему не учит» и т. п. Учит! Ученики только нерадивые — читать не любят.

А. X. Да, литература — это запечатленный духовный опыт человечества, и судьба поколения, которое этим опытом пренебрегает, вызывает страх и жалость. Но литература — это еще самый универсальный способ выразить себя, проявить заложенное в тебе творческое начало. А в этом качестве она не только не умирает, но и, можно сказать, переживает небывалый расцвет. Издательский бум! Невероятное количество авторов, названий! Люди с радостью отдают далеко не лишние рубли, чтобы выпустить свой сборничек стихов, объявить о себе urbi et orbi. Какая же это «гибель»?

О. Л. Можно радоваться расцвету литературной самодеятельности. Но вряд ли можно считать нормальным, что самодеятельное и профессиональное искусство уравнялись, поставлены на одну доску. Эта размытость критериев, на мой взгляд, является верным признаком вырождения культуры.

А. X. Допустим, что сегодняшняя литературная нива — это дикое поле, на котором растет все, что расти способно. Причем спонсорский «полив» и «подкормка» достаются кому попало. Часто не розе, а чертополоху или амброзии. Но разве сейчас не лучше, чем раньше, когда Власть бдительно пропалывала рядки, выдергивая вместе с графоманскими сорняками и странные, необычные ростки, да и все, что «не на месте»?! Возможность напечататься любому желающему — сама по себе величайшее благо. Несомненный же упадок читательского вкуса — дело временное. Хотелось бы, во всяком случае, в это верить. Правда, литературная самодеятельность во многом держится на былом престиже звания писателя. А престиж уже далеко не тот… И не зачахнет ли со временем «литература за свой счет», как зачахли другие виды самодеятельности?

О. Л. Меня гораздо больше тревожит резкая поляризация: с одной стороны масса поделок, эрзац, паралитература (не имеет значения, издается ли это за свой счет или выходит стотысячными тиражами). С другой — литература элитарная. Вымыт «средний слой» — тот, что лежит, условно говоря, между Джойсом на одном полюсе и Чейзом на другом. В итоге и «средний класс» читателей лишен доступного ему чтения. Авторы, способные удовлетворять его потребности, лишены возможности печататься, а теперь, вероятно, и писать. Сужу по некоторым нашим общим знакомым: один бросил, другой — спился, третий и вообще отдал Богу душу.

А. X. Олег, негоже, неприлично нам обвинять в невнимании, неблагодарности, некультурности общество, не желающее содержать литератора! Раньше мы зависели от царя, т. е. от власти, теперь — от народа. Но это, как сказал классик, все равно. В обеих ростовских писательских организациях почти все как зарабатывали, так и зарабатывают на хлеб не художественной литературой. Хорошо, если в смежных профессиях (журналистика, редактирование, преподавание). Литература, как занятие, дающее средства к существованию тысячам профессионалов, — умерла. А в дореволюционной России, которая многим сейчас кажется идеалом просвещения и культуры, сколько писателей жили на гонорары? И среди этих немногих, кстати, были не только Розанов и Куприн, но и какая-нибудь Вербицкая с Арцыбашевым — производители словесного ширпотреба.

О. Л. Былая зависимость от власти не имеет ничего общего (в идеале) с общественной и государственной поддержкой культуры, частью которой является литература. Развитое в культурном отношении общество не может этого не осознавать. Модные ссылки на западный опыт не очень-то убедительны. Разве есть универсальная «западная» модель? В США действует одна, в Европе — иные. Чем плох образец Франции, например? Там государство оплачивает частным издательствам покупку авторских прав у начинающих авторов, финансирует через посольства издание французской литературы за рубежом. А ты можешь вообразить, чтобы российские посольства занимались распространением в той же Европе наших с тобой книжек? Фантастика!