ГРЕШНЫЕ АПОСТОЛЫ ЛЮБВИ

Глядя на шествующего посреди раскисшей улицы под огромным, будто семейным чёрным зонтом Афонь-траву, Перепечай вдруг вскочил.

— Давай сюда, — протянул он руку к Димке.

— Ты чего, Перечепай? — от неожиданности переврал тот его фамилию.

— Бабки давай, сам сбегаю. Не хочу с этой гнидой воздухом дышать. Я ему Мишку никогда не прощу.

Сунув деньги в карман, Перепечай направился в дальний тёмный угол. Ткач поспешил за ним.

— К бабке Ульяне иди, Перепечай. Только огородами, снизу, а то она трусится от страха, старая ведьма.

— Учи меня, — кинул через плечо Перепечай и, сдвинув в сторону доски, ловко выскользнул наружу.

«Загудела» мастерская с обеда: четверть бешеного первача не шутка и для привычных мужских желудков.

Перепечай захмелел первым, видимо, сказался долгий перерыв. Но был он непривычно молчалив, задумчив и даже грустен.

— Перепечай, ты чё — выпил и тоскуешь? — обнял его Димка Ткач. — Плюнь ты на всё, Перепечай. Давай лучше вздрогнем! — он налил по полстакана сизой самогонки. — За возвращение в наши ряды!

— Мы уже доплевались, только и осталось, что вздрагивать. Жизнь-то, братцы, и на самом деле одна, а нам всё плевать. Ты не смотри, Димка, я тебя не виню. Я и сам такой. Мы как свиньи — неба не видим. Может, так оно и легче? Вроде вся жизнь у всех кругом такая. А я вот нечаянно в чужую дверь заглянул — и очи на лоб. И так мне себя, дурака, жалко стало, хоть плюнь!

— И чем, скажи, твоя новая жизнь от нашей отличается? Бросил пить, решил прибарахлиться? — «дед» смачно хрумтел луковицей и на Перепечая глянул с жалостью. — Тем же да по тому же. Мантулишь вместе с нами, грязь месишь вместе с нами, живёшь в одной дыре, и закопают тебя на тех же гробках. Какая разница?

— А простая: ты живёшь, и вон Серко побежал по улице — тоже, наверное, по делу, не абы как. Но ты ж небось себя с Серком не сравняешь? Как же: человек! А он — собака, тварь бессловесная. Ну и правильно, есть разница.

— Это и козе понятно, — нетерпеливо подогнал Витёк.

Перепечай будто не заметил.

— Так вот и между людьми есть разница. Иной раз больше, чем между тобой и бедным Серком.

— А цэ треба розжуваты, — сказал поскучневший Димка и подал стакан Перепечаю.

Тот, мгновение поколебавшись, принял.

— Вот за что я тебя уважаю, Перепечай, так за прямоту, — Витёк полез к Перепечаю чокаться. — Вот ты скажи правду: не пил — это лучше? Не тянуло, скажешь?

— Лучше. А насчёт «тянуло»… Я б с вами счас не сидел.

— А если б не встретил того чудака в санатории, пил бы?

— Ну.

— Значит…

— Правильно. Значит, каждому из нас такой нужен, чтоб доказал, убедил дурака. Я вот утром занимаюсь, я ж себя человеком чувствую. Я счас могу на голове стать!

— Выходит, кто на голове — тот человек, а кто, как Серко, на четырёх лапах, тот дурак? — Димка захохотал и тут же обнял Перепечая. — Не сердись, то я так. Давай мировую! За эту твою… Как её? — Кундалини!

— Что это за кундалини? — «дед» перебил Димку. — Сто раз слышал: кундалини… кундалини… С чем её хоть едят?

— С цибулей, — подсказал Витёк.

Все засмеялись. «дед» без лука действительно дня прожить не мог.

— Это долгая история, — отговорился Перепечай.

— Что, полчетверти не хватит? Ещё сбегаю. — Витёк с ребячьим нетерпением заглядывал Перепечаю в глаза, тормошил его. — Давай, Перепечай, не тяни.

Тот посмотрел на него, усмехнулся, полез за пазуху.

— Тут у меня талмуд есть… — занятый поисками или в нерешительности оттягивая время, проговорил он. — Я в него самое главное из книжек выписываю.

Перепечай достал половинку общей тетради в целлофановом пакетике, развернул, начал неторопливо перелистывать свой «талмуд». Мужики терпеливо ждали, даже «дед» перестал жевать и не отрывался от медлительных пальцев Перепечая.

— Вот… Я сперва прочитаю, а потом объясню. Мг-мг… — откашлялся Перепечай, и все вокруг тоже порыкали горлом, будто им предстоял отчётный доклад на собрании. — «В соответствии с Тантрическими текстами, целью Пранаямы является пробуждение Кундалини, Божественной космической силы в нашем организме. Кундалини символически представляется в виде свернувшейся спящей змеи, скрытой в самом нижнем нервном центре у основания позвоночника, в Муладхаре Чакре. Эта скрытая энергия должна быть пробуждена и заставлена двигаться вверх по позвоночнику, пронизывая чакры вплоть до Сахасрары (тысячелепестковый лотос в голове, сеть нервов мозга) и здесь соединиться с Верховным Духом. Это, возможно, аллегорический способ толкования огромной жизненной силы, в особенности сексуальной, которая достигается практикой Уддияны и мулы Бандх. Пробуждение Кундалини и направление её вверх, возможно, является символическим способом описания сублимации сексуальной энергии», — Перепечай закрыл блокнот. — Вот такие пироги…

— Слушай, что там у тебя за сексуальную энергию написано? — не дав Перепечаю дух перевести, спросил Димка. — Я понял так, что её разбудить можно?

— Можно, — с чуть заметной усмешкой ответил Перепечай, вспомнив, что в своё время и он прежде всего об этом спросил.

— Что, такие упражнения есть?

— Есть. Индийские женщины вообще европейских мужиков петухами называют.

— Вот твою в дивизию! Так чего ж мы сидим?! А ну давай показывай! — Димка, как всегда, завёлся с полуоборота.

— Чего-то не понял, — вдруг обиделся «дед». — За что это — петухами?

— А чего понимать? Чего понимать? — опережая Перепечая, насел на «деда» Димка. — Раз-два и соскочил, как петух.

— А те?

— По желанию, — спокойно ответил Перепечай, будто в том была и его заслуга.

— О-о! Самое главное! Того наши бабы такие и злые! Ну давай, Пере…

В дверь забарабанили. Первым опомнился Витёк, схватил баллон, юркнул под верстак — там место давно приготовлено, проверенное. Димка и Перепечай торопливо допили, сунули стаканы в нетерпеливые пальцы Шевчука.

— Головой давай! — посоветовал «дед». — Не торопясь, с оглядкой. Успели следы замести? — спросил, идя к двери.

— Да это я, мужики! Ходыдым!

— Ты не Ходыдым, ты хуже собаки! — заорал обрадованный «дед», с лязгом отодвинув засов. — Сам пришёл, или кто направил? О, да ты не один, и Жора с тобой. Ну и нюх у вас, братцы!